Наши будни, или рассказ о том, как фабрикуются уголовные дела на советских граждан, выступающих в защиту прав человека
Шрифт:
Таким образом, задача первого этапа решена. Поскольку заявление В. Луи ни КГБ, ни Прокуратура не дезавуировали, диссидентам наклеен ярлык террористов. Для рядовых граждан слово "диссидент" становится синонимом бандит, изувер, покушающийся на мирных граждан - стариков, детей, женщин. Да к тому же они еще и клевещут на нашу советскую власть, на родное наше КГБ. Миллионы докладчиков и информаторов на предприятиях, в учреждениях, учебных заведениях, колхозах и совхозах распространяют эту клевету, да еще добавляют сюда сионистов и агентов мирового империализма. Теперь диссидентов можно и брать. "Гнев народа" против них обеспечен.
2. В том же декабре 1976 г. провели обыски у членов Украинской группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений.
Расскажу об обыске у члена Украинской группы Оксаны Мешко. Этой женщине 73 года. В сталинские времена она отбыла 10 лет лагерей. Когда вернулась оттуда в 1954 году, сын отказался с ней говорить, так как она "враг народа". С трудом пришлось матери преодолевать отчуждение, воспитанное в сыне школой и окружающей средой. В 1956 году она была реабилитирована, и полковник КГБ, выдававший ей справку о реабилитации, сказал: "Родина просит прощения у Вас".
Сейчас ее тяжело больной сын (туберкулез) отбывает семилетний срок "за антисоветскую пропаганду" во Владимирской тюрьме. И мать, которой пришлось долго и упорно бороться за душу сына, теперь борется за его жизнь. В письме Леониду Ильичу Брежневу она написала: "Мой сын, Олесь Сергиенко, тяжело болен, а я стара и тоже больна. Если сын останется в заключении, мы можем никогда не увидеться. Освободите его. Я 10 лет провела в сталинских лагерях. Меня реабилитировали и от имени Родины просили прощения. У меня тогда нечего было попросить у Родины. А сейчас есть. Я прошу отдать мне сына. Зачтите ему тот срок, который я отбыла ни за что. Он тоже сидит ни за что, и я верю - придет время, когда его реабилитируют. Но мы с ним можем не дожить до этого. Поэтому я прошу зачесть ему мой срок". Л.И. Брежнев никак не откликнулся на этот материнский вопль. Пусть совесть будет ему судьей за это. Но откликнулось КГБ. К ней пришли с обыском. И такой опасной представилась этой банде громил старая больная женщина, что, пока она шла через две комнаты к наружной двери, чтобы открыть ее, у нее в морозный зимний день выломали окно и через него ворвались в квартиру.
Обыск вели грубо, ломали, рвали, разбрасывали, опрокидывали вещи. Когда ей предложили раздеться для личного обыска, она потребовала ордер на таковой. Вместо ордера ей скрутили руки и начали срывать одежду. Она потеряла сознание, пришлось вызывать скорую помощь. После приведения ее в сознание обыск продолжался в том же стиле, хотя врач скорой помощи предупредил, что ей нужен покой. Вместо покоя ее довели до второго сердечного приступа и вторично вынуждены были вызвать скорую помощь. Вот как торжествует "советская законность". Новые сталинцы под руководством нового маршала начали снова старый сталинский произвол.
В январе 1977 г. обыски докатились до Москвы. Обыскали членов Группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР Юрия Орлова, Александра Гинзбурга, Людмилу Алексееву. Предупрежденные киевлянами москвичи внимательно следили за тем, чтобы не подбросили чего-нибудь. Жена А. Гинзбурга - Арина Жолковская - по существу за руку поймала подбрасывавшего ей иностранную валюту, но, несмотря на это, в протокол обыска вписали "найденные в ее квартире 1000 немецких марок и 100 американских долларов". Таким образом, задача второго этапа тоже была выполнена: у диссидентов "нашли" оружие и валюту, что указывает на их террористические намерения и на то, что они имеют валютные поступления с Запада.
3. Имея такие материалы, можно было начинать третий этап-подготовку общественного мнения, организацию "гнева народного". И начали. Появляется письмо "очевидца", "инакомыслящего"
Затем заголосил "Голос Родины". Он тоже дал "убедительный" материал против диссидентов, если учесть, что опровергнуть опубликованную там явную ложь негде. У неинформированного читателя остается только одна возможность принять написанное за истину. Для него диссиденты тунеядцы, находящиеся на содержании у империалистов.
И, наконец, высказалась "Правда". До какой же мерзости падения нужно дойти, чтобы под рубрику "Правды" (правды!!) помещать то, что написано в статье "Что скрывается за шумихой о "правах человека". Здесь что ни слово, то ложь, но зато советским трудящимся после прочтения этой статьи станет ясно, что диссиденты в СССР "...жалкая кучка антисоветски настроенных людишек, клевещущих на свою родину, свой народ", "...которые никого и ничего не представляют... и существуют... только потому, что поддерживаются, оплачиваются и превозносятся Западом". Это "... отщепенцы, вступившие в своей борьбе с советским строем на путь прямого сотрудничества с зарубежными антисоветскими центрами..."
Итак, решена задача и третьего этапа. Ведь это же готовое обвинение в измене Родине. Суду остается только оформить это обвинение своим решением и назначить меру уголовного наказания. Судья иначе поступить не в состоянии. Ведь он член партии. А это директива ее центрального органа. Центральный орган позаботится и о "возмущенном народе". Он приводит образец того, как надо отнестись к диссидентам: "Советские люди гневно осуждают и отвергают отщепенцев, продавшихся реакционным силам империализма: "Предателями, врагами Советской власти" называет их, к примеру, Г. Жуков, ветеран Великой Отечественной войны из г. Гомеля. "Им, этим моральным уродам, в семье великого советского народа не нравится... Народная власть, добытая и защищенная в кровавых тяжелых боях, им ненавистна..." и т. д.
Пусть попробует кто возразить против превосходства нашей плановой, руководимой ленинской партией судебной системы над гнилой буржуазно-демократической системой. У нас все заранее разумно подготовлено, организовано... И никакой самодеятельности.
4. Теперь можно приниматься и за аресты. 3-го февраля в 8 часов вечера Александр Гинзбург вышел из квартиры, чтобы позвонить по телефону-автомату. Квартирный телефон властями был предусмотрительно выключен. А. Гинзбургу не только жить с семьей было запрещено. Он, находясь вне семьи, не мог даже по телефону поговорить с нею.
Через 5 минут он должен был возвратиться. Не возвратился и через час. Жена и друзья в тревоге начали поиски. К 12 часам узнали от дежурного по КГБ, что "за совершенные преступления" он арестован.
Даже по советским законам А. Гинзбург аресту не подлежал. Только за два дня до этого он был выписан из больницы после перенесенного воспаления легких, осложненного туберкулезной интоксикацией. На руках у него было освобождение от работы ("больничный лист") и направление в специализированную клинику. Но его арестовали. Как же не арестовать! Ведь он уже обвинен. И в газетах о том написано. А попробуй доказать обвинение, если он на свободе. Нет, арест, только арест. И его арестовали. Да еще и по-особому. Его ждали на улице и схватили, когда он вышел из подъезда. Схватили как бандиты - из засады. Он был легко одет, но его не завели в квартиру, чтобы, как в "жестокие" царские времена, дать возможность одеться по сезону и захватить тюремный мешочек. А между тем знали, что впереди 200 км (в следственный изолятор КГБ г.Калуги) в холодной (неотапливаемой) машине при 20-градусном морозе. Мы еще не знаем, как он перенес этот путь и не схватил ли повторное воспаление легких. Связи с ним ведь нет. И не будет до самого суда.