Наши нравы

Станюкович Константин Михайлович

— Они дома. Пожалуйте!

Валентина Николаевна поднялась в четвертый этаж и через несколько секунд была введена в кабинет Евгения Николаевича.

— Они сейчас выйдут! — проговорил лакей, предлагая ей садиться.

Валентина Николаевна взглянула в зеркало, поправила свои чудные волосы и, усевшись на диван, стала перелистывать альбом, как через несколько минут в соседней комнате раздались шаги, и на пороге появился красивый белокурый молодой человек лет тридцати, в вицмундире. Приблизившись к ней, он поклонился, пожал дружески руку и ласковым тоном сказал:

— Я к вашим услугам, Валентина Николаевна… Я знаю о вашем деле и

собирался на днях приехать к вам, чтобы побеседовать по поручению Сергея Александровича.

VII

СОЛИДНЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК

«Где видела она этого серьезного молодого человека?» — припоминала Валентина, всматриваясь в строгое, бледное лицо с шелковистыми светло-русыми бакенбардами и такими же гладко зачесанными назад, без пробора, мягкими редкими волосами. «Где видела она его?» — спрашивала себя молодая женщина, чувствуя почему-то неловкость под резким, чуть-чуть насмешливым взглядом серых стальных глаз.

В каком-то тумане ее разнообразного прошлого припоминались ей знакомые черты этого лица и мягкие, вкрадчивые звуки тонкого голоса. Но когда и где встречалась она с этим бледнолицым солидным молодым человеком? В деревне? За границей? Здесь, в Петербурге?

Валентина припоминала и не могла припомнить.

Евгений Николаевич сел против молодой женщины и продолжал:

— Его превосходительство принимает большое участие в вашем положении. Ваша правдивая исповедь произвела на доброго, мягкого старика сильное впечатление, но так как справедливость прежде всего, то Сергей Александрович поручил мне собрать необходимые сведения и доложить ему, чтобы он имел право просить за вас, основываясь на данных. Вы, вероятно, знаете, что эти дела от нас непосредственно не зависят. Я постараюсь добросовестно выполнить поручение его превосходительства и…

Евгений Николаевич на секунду остановился.

— И что же? — тихо пролепетала Валентина, поднимая испуганные глаза на Никольского.

— И, разумеется, сведения оказались самые для вас благоприятные! — проговорил Никольский, глядя на Валентину с нескрываемой насмешливой улыбкой.

«Чего он так странно улыбается?» — со страхом думала Валентина, смущаясь все более и более и недоумевая, как держать себя с этим господином.

— Ваш супруг, господин Трамбецкий (произнося эту фамилию, глаза Евгения Николаевича вспыхнули недобрым огоньком и тонкие губы искривились злой улыбкой), ваш супруг такой господин, с которым порядочной женщине, как вы, разумеется, жить невозможно…

«Он знает его?» — промелькнуло в головке «доброй малютки»; от нее не скрылось выражение лица собеседника, когда тот произнес фамилию мужа, и глаза ее просветлели. С любопытством и страхом ждала она, что скажет Никольский.

— Я знавал вашего супруга!.. — тихо проговорил Евгений Николаевич и прибавил: — Он, кажется, недавно получил место?

— Да, в конторе у нотариуса.

— Вы знаете через кого?

— Наверное, не знаю… Кажется, за него хлопотал какой-то студент, я не припомню его фамилии. Он часто бывает у мужа. Такой белокурый господин с черными глазами.

— Вероятно, господина Трамбецкого и оттуда скоро выгонят?

— О, этот человек нигде не уживется! А если бы вы знали, Евгений Николаевич, как он со мной обращается!

— Знаю, знаю, дорогая Валентина Николаевна. Я ведь и вас хорошо знаю, но только вы не узнали меня или не хотите узнать! — улыбнулся Никольский.

—

Извините… Я припоминала… припоминала и не могла вспомнить. Вижу знакомое лицо, а где встречалась с вами, решительно забыла… Извините…

— Не извиняйтесь, Валентина Николаевна. Вам меня не мудрено было и забыть, но мне трудно было бы забыть вас. Помните в В. молодого скромного чиновника, носившего вам ежедневно букеты от губернатора?

Валентина покраснела и теперь отлично припомнила худенького, молодого белобрысого господина, носившего ей от губернатора цветы и письма и часто смотревшего на нее долгим робким взглядом. Но, боже мой, какая разница! Тогда этот самый Никольский казался ей некрасивым, заморенным и несчастным чиновником, а теперь? Кто узнал бы в этом уверенном, серьезном молодом человеке бывшего посыльного влюбленного губернатора? Вслед за тем она отчетливо припомнила, как однажды муж застал у нее этого самого молодого чиновника, смиренно ожидавшего у нее в будуаре ответа на бред влюбленного помпадура, накинулся на скромного чиновника, как с побелевших, дрожавших губ мужа слетали ужасные слова: «Мерзавец!», «Сводник!». Она не припомнит теперь, что еще говорил тогда ее муж. Она помнит только, что маленький чиновник как-то весь задрожал, побледнел и ничего не ответил, но только, уходя, взглянул тогда на Трамбецкого долгим злым взглядом, которым, казалось, обещал никогда не забыть оскорбления. С тех пор молодой чиновник не показывался у них в доме, и Валентина его никогда не видала.

И вот теперь она сидит перед ним в качестве просительницы, смущенная, робкая под его насмешливым, пронизывающим насквозь взглядом.

— Как видите, мы с вами давно и хорошо знакомы, милейшая Валентина Николаевна! — проговорил Никольский, меняя строгий, деловой тон на фамильярный тон старого знакомого, хорошо знающего с кем имеет дело. — Не правда ли? — усмехнулся он, без церемонии заглядывая в глаза Валентине. — С тех пор много утекло воды, но судьба снова привела нас встретиться. Тогда я подносил вам букеты, а теперь постараюсь поднести вам отдельный вид на жительство. Ну, а вы?.. Вы мало переменились… — оглядывал Никольский молодую женщину с ног до головы. — Такая же хорошенькая, изящная, как были, и, слышно, по-прежнему одерживаете блестящие победы?..

— Ах! не до побед теперь! — смутилась Валентина. — Я, Евгений Николаевич, так измучена, так измучена, и наконец воспитание ребенка! — пробовала было она впасть в серьезный тон страждущей женщины, но Никольский перебил ее словами:

— Оставьте со мной, Валентина Николаевна, жалкие слова! Когда будете беседовать с Кривским, ну, тогда вы можете рассказать ему о всех ваших несчастиях, и добрый старик поверит, а со мной к чему вам? Со мной смейтесь, показывая ваши беленькие острые зубки и ямки на прелестных щечках, и поверьте, что так будет лучше… Вы, слышал я, пленили Леонтьева?..

— Он принял во мне участие…

— И прекрасно!.. Участие его ведь так драгоценно!.. Он самодур и миллионер. Вместо букетов из роз он станет посылать вам букеты из ассигнаций… Эти букеты лучше пахнут, не правда ли?..

Никольский шутил с «доброй малюткой» с холодным едким цинизмом. Он фамильярно целовал ее руки повыше перчатки, раз даже приложился своими тонкими губами к ее горячим щекам, оговариваясь, что поцелуй его «холодный, мирный», и обещал на днях устроить ей дело совсем.

— А в награду за хлопоты, милая моя барыня, я возьму с вас слово поужинать вместе… Идет?