Наши тени
Шрифт:
— Ненавижу вас.
Девушка утирала слёзы с глаз кистью рук, спрятанной в кофту. Веки её покраснели, осушились, но затем быстро намокли снова. Она продолжала беспощадно тереть свои глаза. Я взглядом показал Болди и Еве, что им следует извиниться.
— Харли, ты это… Прости нас, мы правда не хотели, —
оправдывался парень.
— Ничего, — снисходительно ответила только что плакавшая девушка. — Со всеми бывает.
«Неужели они настолько демократично помирились? Прямо не верится», — подумал я.
Тишина. Она продлилась недолго.
— Осталась одна проблемка, — указала пальцем на забор Ева, — как будем действовать?
— Обходить смысла нет, — ответил я, — придётся вас подсадить.
— Серьёзно? А сможешь?
— Думаю,
Пара уступила Харли. В конечном счете, они провинились перед ней.
Мы все провинились перед этой хрупкой на первый взгляд девушкой. Она с разбега упёрлась своими тёмными кроссовками с весьма колючим протектором в мои ладони и перемахнула за границу. Затем это повторила Ева. Болди же повторил это только со второго раза, да и то с особым трудом. Его вес, как мне тогда показалось, перевалил за отметку в 80 килограммов. Я остался один. Между нами прочертили очень внушительную черту. Я не мог с такой ловкостью перелезть через забор. Тут даже уцепиться не за что!
— Ник, а ты как тогда? — с испугом спросила Ева.
— Попробую обойти. Болди, у тебя есть вторая копия карты?
— Есть, вроде, но там только часть.
— Сойдёт. Покажи, где мы, а дальше сам разберусь.
Он откопал в своём рюкзаке клочок жёлтой, измятой бумаги и сунул его сквозь сетку, свернув листок в неаккуратную трубочку. Я принял эту посылку и начал вглядываться в изображение. Неудивительно, но я не смог ничего разглядеть.
Фонарик. Не помню даже, когда я последний раз им пользовался. Откопав его во внешнем кармане рюкзака, я осветил чуть ли не всю улицу. Верне, мне так показалось, когда свет отразился от бумажного листа и попал мне прямо в глаза. Тьма незаметно легла на город, закрыв его от солнца своей длинной, мохнатой шерстью. На карте, вернее, на клочке карты, чертёж был очень жирным, неаккуратным. От этого я долго не мог вникнуть в построение чертежа. Улицы были кривыми, дома вообще чуть ли не круглыми. Мда, ручная работа — явно не его конёк. Болди просунул палец сквозь сетку и ткнул куда-то перед автосалоном, который был выделен красным цветом.
— Вот, мы здесь. Обойдёшь тут, — он вёл свой палец очень криво, — затем тут, а потом через главный ход идёшь — и мы тебя будем ждать вот у этого дома. Включи рацию только.
Я нажал на кнопку, кольцо загорелось голубым.
— Ну вот, держи связь, идём, девчонки!
— Дурак, — злобно ему ответила Ева. — Ник, будь осторожен.
Я уверенно кивнул.
Они скрылись за поворотом. Болди, Ева, Харли. И я снова один перед обнажённым в ночи городом.
Когда я вышел из зловещей и коварной от своего размера улицы, я начал слушать бьющуюся в уши тишину. Давно проснулись мои старые знакомые — сверчки. Они звонко трещали под бетонными домами, в своих глубоких норках. Их песни, не понятные для обычных людей, служили мне как подсказки. Ночные насекомые смолкали, когда мне грозила опасность, и расцветали, когда я оставался один на один с этим мрачным, несчастным городом. Небо было чистым, полным от звёзд, больших и маленьких, ярких и не очень, и мне казалось, будто полоса Млечного Пути переливалась из сиреневого в синий цвет, чем-то напоминая наш коридор. Луна же давно затерялась на этом тёмном, блестящем полотне, так щедро усыпанном блёстками. Она превратилась в просто жёлтый, ничем не примечательный круг.
Я шёл довольно долго, рация тихо шипела, но я не спешил к ней обращаться. Наконец передо мной предстал невысокий дом, этажа в три высотой. Я подошёл вплотную к входной двери и хотел
ухватиться за ручку, но дверь всё сделала сама, начав скрипеть, она распахнула передо мной чёрный, непроглядный подъезд. Сверчки примолкли, разбежались. Из тьмы доносились звуки капель, падающих на пол. Я достал фонарик и включил его, навёл вперёд… Почти вплотную на меня уставился висящий вверх тормашками труп, чуть ли не разорванный до самого основания и костей. Он был привязан ногой к потолку железной цепью, врытой ему в
«ЦЕНА: 120
28.06.18
Торговый дом Sun»
— Кто-то явно не смог придумать что-то интересное, оставляя эту записку.
Я бросил листок на пол, вряд ли он кому-то ещё понадобится. Обтёр свои липкие от крови руки об кофту и пролез под трупом.
Лучи фонаря боязливо освещали лестницу, идущую вверх. Но я всё равно не мог отчётливо разглядеть то, что ждёт меня впереди. Я осмотрелся вокруг. Чуть дальше стояла большая, железная, открытая, чуть ли не выломанная дверь. Ступеньки шли вниз, казалось, будто они вели прямо в ад. Что ж, делать нечего — придётся идти вперёд, вернее, вниз.
Ледяной воздух кусал мою оголённую шею, чёлка болталась перед глазами. Я вышел в освещённое уличным светом помещение. Очередной продуктовый магазин, разграбленный, как и все остальные. Касса пуста, даже кнопки забрали для потехи. Прилавок кричал своей пустотой о бедности ситуации и о том, как трудно жить после такого грабежа. Витрины разбиты, пол усыпан осколками стекла, рваными вещами, смешанными с грязью. Мне не хотелось оставаться здесь, и я вышел на улицу. Надо мной горела яркая светодиодная вывеска: «Sun». Очень интересное название, но если сравнивать этот магазин с Солнцем, то, скорее всего, оно давно уже себя изжило и сжалось до состояния чёрной дыры.
Я сел на лавочку, сырую от вчерашнего… Хм… Сегодняшнего дождя. Ничего, вода — не сало.
20:19. Я ждал, часы застыли. Вот с неба упала звезда, подтянув за собой яркий белый хвост, будто стараясь скрыть его от моих глаз. Я смотрел в небо и вспоминал о том, как мы с Милли выбрались ночью на прогулку.
Она — девушка порядочная, но и не такое могла сделать вопреки своей правильности. Мы долго расхаживали по освещённой мягким светом улице, улыбались прохожим, улыбавшимся нам. В ту ночь мы ели мороженое, которое купили в небольшом ларьке. Она очень любила вкус лесных ягод — при первой возможности она выбирала блюдо именно с таким вкусом. Я же очень любил — да и сейчас люблю — шоколадное мороженное. Мы оба заказали по три шарика. Гуляли в парке, смотрели на музеи, наблюдали за звёздами. Та ночь была наполнена теплом, счастьем. И даже холодное мороженое не давало нашим сердцам остыть от переполняющих их эмоций. Когда нам было пора расходиться, Милли задала мне странный вопрос, на который я до сих пор не могу дать ответа:
— Ник, а ты бы мог убить меня, если бы другие люди после этого никогда не страдали?
— Что?! Милли, о чём ты говоришь?!
— Ну, мне просто интересно — можно ли убить кого-то ради всего человечества? А если убиваешь другого человека ради своей жизни, значит, вероятно, жизнь имеет цену?
— Конечно же нет! Ведь жизнь человека бесценна!
Бесценна.
Милли захихикала и поцеловала меня в щёку.
— Мой герой!
Я вышел из воспоминаний. Пока я раздумывал, меня ещё не убили. Это уже хорошо.
Но к чему Милли задала такой странный вопрос? Не знаю наверняка, но, скорее всего, она просто хотела знать ответ. Знать, на что способен я. И в чём заключаются мои границы. Но разве человек познаётся в самопожертвовании? В таком случае, это просто смерть ради жизни.
— Да где же они?
Я вдавил кнопку рации, шипение смолкло:
— Ева, вы где? — отпустил кнопку.
Снова нажал:
— Ева, приём!
Шипит. Но ни Евы, ни Харли, ни Болди я не слышал.
— Что за чёрт? — высказал я.