Наши в космосе (Сборник юмористической фантастики)
Шрифт:
— Можно из Германии, — поспешно уточнил Меринов. — Но из Англии дешевле.
— И намного?
— Может, копеек на десять.
— Ну, невелика разница, — усмехнулся купец.
— Как сказать… Ежели пилотов трое будет — а меньше и невозможно, — то в час на них уже и целых тридцать копеек выйдет. День да ночь — двадцать четыре часа, сами изволите помножить. А лететь вам…
— Постой-постой! — выпучил глаза Жбанков. — Ты говоришь, десять копеек в час? В ЧАС?!!
— Да не десять… По полтора рублика в час нынче англичане просят. А
— Полтора рубля в час! — пролепетал побледневший купец. — Да как же… Помилуй, Капитон Сергеевич!
— А вы что ж думали? — добродушно усмехнулся инженер и полез за носовым платком.
— Я думал… Ну, может, в день копеек шестьдесят, — растерянно проговорил Петр Алексеевич.
— За шестьдесят копеек извозчика ломового извольте нанимать. Да и тот по нашим временам работать не согласится. А тут — английские пилоты. — Инженер с важностью поднял палец.
— Поди, братец, — торопливо попросил Жбанков, махнув рукой. — Поди на двор. Мне посидеть надо, покумекать.
Когда инженер вышел, Жбанков вскочил и начал возбужденно кружить по кабинету. Известие о заграничных пилотах его поразило. Весь его прожект валился навзничь, как подрубленный. Никаких торговых барышей не хватит, чтоб умерить непомерный аппетит англичан. Однако снаряд уже почти построен и весь город наслышан, что купец Жбанков полетит к планетам. Отменить — потерять и деньги, и уважение. Всякий скажет: «Э-э-э, Жбанков… Что за кисель, а не мужик — весь уезд взбаламутил, деньги потратил, а затем и опростался». Нет, так нельзя. А как тогда?
Петр Алексеевич подошел к окну и посмотрел на гигантский корпус, протянувшийся от колодца до самых конюшен. Он был уже покрашен, и теперь работники выводили на боку большими затейливыми буквами: «Князь Серебряный». Так купец решил окрестить свой летающий транспорт. Жбанков не желал допустить, что такое грандиозное дело пойдет насмарку. Но и платить непомерные деньги иностранцам не собирался.
Через пару минут он завидел внизу рыжие вихры своего приказчика Гаврюхи и немедля позвал его к себе. Гаврюха — очень молодой, но честный и смекалистый парнишка — быстро поднялся и замер перед купцом в вежливом поклоне.
— Ну, вот что, Гаврюша. Ступай-ка безотлагательно в депо и найди мне троих мужиков, чтоб лететь со мной к планетам. Они хоть не пилоты и не англичане, а все ж к технике касание имеют. Скажи, я обещал по сорок копеек в день платить. Ежели не захотят — сули по пятьдесят. А совсем худо будет — была не была — руль в день и процент с торговли, кто помогать станет.
Гаврюха кивнул и выскочил за дверь. Он в отличие от инженера Меринова никогда не спорил и всегда выполнял желания господина беспрекословно.
К вечеру он вернулся с хорошими новостями: троих мужиков нашел, и те согласились лететь за пятьдесят копеек. Гаврюха не стал, правда, уведомлять барина, что мужики показались ему какими-то потерянными и не от мира сего.
Иного и ждать не следовало — на подобное безумство согласились те,
— Завтра утром их ждите, придут, так сказать, для зрительного знакомства, — заключил приказчик, самодовольно улыбаясь. — Смею заверить, отбудете скорее в компании, нежели в одиночестве.
— Как так «отбудете»? — удивился купец. — В каком таком одиночестве? Да ведь ты со мной полетишь. Ты что, Гаврюша? Али я тебе не говорил?
Улыбка у Гаврюхи мигом съехала набекрень, а после этого и вовсе пропала.
Он по привычке кивнул, правда, как-то деревянно, и, пятясь, выбрался из кабинета, едва не сбив притолку.
— Ишь… — усмехнулся Петр Алексеевич.
В тот же вечер под впечатлением от такой новости Гаврюха напился пьяный и ходил по кабакам, говоря всем, что барин увозит его к планетам. Мужики его жалели, угощали вином и вздыхали, сокрушенно качая головами.
Однако наутро он опять был бодр, весел и услужлив. Гаврюха умел примерно слушать хозяина.
Как ни был далек день отбытия, а подкрался он быстро и неожиданно. Как-то казалось, что еще далеко, что есть еще время обдумать и подготовиться. Но нет. Проснувшись однажды утром, Жбанков сообразил, что сегодня, и ни днем позже, придется ему покидать дом.
Стоит ли говорить, что начальствовать над пшютами был поставлен инженер Меринов. Жбанкову даже не пришлось его упрашивать. Меринов не спорил, не отчаивался и даже не порадовался обещанным пятидесяти рублям. Будто чувствовал, что в этом деле до последней минуты без него не обойдутся.
Сами же «пилоты» на купца большого впечатления не произвели. Мужики как мужики. Один — Степан, бывший кузнец из деревни, — большой, широкий, настоящий русский богатырь с бородой. Был он, правда, несколько сгорблен и вечно угрюм. Петр Алексеевич узнал загодя, что у Степана в деревне сгорела изба, а в ней — жена и двое малюток с бабкой. Тот подался от такой беды в город, но и тут не нашел себе утешения. Потому и согласился хоть к планетам, хоть к черту с рогами. Был еще дед Андрей. В его внешности заключалось что-то бестолковое. Вечно он прохаживался, посмеивался, крутил цибарки. Когда все вокруг работали, не мог найти себе дела, если только лбом его в это дело не ткнуть. Однако ж раньше состоял помощником у одного польского кондитера и научился от него кашеварить.
Про третьего мужика, едва лишь на него поглядев, Жбанков подумал: «Бес в нем сидит». Мужика звали Вавила, был он малого росту, с руками и ногами не то чтобы кривыми, но эдакими выгнутыми. Рыжие, чрезвычайно запутанные волосы сидели на нем, словно навозный шлепок, плотно облепливая неровности головы. Выпученные глаза вечно вращались и сверкали, как у зверя, который подыскивает себе закуску из числа окружающих. Похоже, был он человеком задиристым и имел норов крутой.
Как бы там ни было, иных «пилотов» Гаврюха найти не сподобился. А между тем пора было трогаться в дорогу.