Насилие и социальные порядки
Шрифт:
Пессимизм в данном случае никак не связан с эмоциональной оценкой. Напротив, это здравое и осторожное понимание институциональных изменений как комплексной проблемы. Административные рычаги и рыночные методы распространения новых институтов ограничены. Постоянно происходит эволюционное изменение институтов, но меры по их направленной трансформации часто наталкиваются на сложность и целостность институциональной структуры общества, на противодействие со стороны традиции либо тех субъектов, которые больше теряют, чем выигрывают от предполагаемых перемен.
Когда Б. Вайнгаст специально задается вопросом: «Почему правила и институты западного мира не могут быть перенесены в развивающиеся?» — то очевидно, что сама постановка уже содержит глубокий пессимизм [10] . Для такого переноса развивающимся странам не хватает постоянства и достаточного контроля над насилием. В этом смысле концепция хорошо объясняет историческое возвышение западного мира в долгосрочной
10
Узйнгаст, Б. Почему развивающиеся страны так сопротивляются верховенству закона?//Прогнозис. № 2. 2009. С. 135–163.
распространения безличных институтов эти изменения могут вскоре пойти вспять. При этом в центре остается опыт развитых стран, большая часть из которых характеризуется определенной общностью культуры. В этом смысле по отношению к будущему развитию развитых стран данный концептуальный подход более чем оптимистичен. Как ответил один из соавторов книги на вопрос о ситуации в США: «Мы счастливы, что живем в Америке».
Этот оптимизм, конечно, не тотален. Исторический подход показывает, что наибольшей устойчивостью во времени отличался примитивный, догосударственный порядок, когда человек вел присваивающее хозяйство и не был выделен из природы. Естественное государство, несмотря на свое относительно небольшое умение решать проблему насилия и проявлять адаптивность, просуществовало десять тысяч лет и знало такие взлеты цивилизации, как древнегреческая античность, республиканский Рим, итальянские города эпохи Возрождения. Открытый же порядок исторически еще должен показать свою жизнеспособность, ему ведь всего каких-то 200 лет. Можно сказать, что основной фокус этой книги — это последние 200 лет, они взяты за основу. Если взять за основу последние 10–15 лет, то страны с порядками открытого доступа не имели такого экономического развития. Эти сомнения по поводу нового открытого порядка лучше выражены Нортом в главе «Камо грядеши?» книги 2005 г.: «Сознание служит источником и вдохновляющей силой чудесных творческих свершений и всего того, что те влекут за собой в плане улучшения условий существования, и в то же время оно является источником суеверий, догм и религий, которые… привели к холокосту, бесконечным войнам, одичанию человека и современному… терроризму… Чудовищная разрушительная сила современного оружия превращает такое понимание (систем убеждений и представлений, — Д. Р.) в необходимое условие человеческого выживания» [11] .
11
НортД. Понимание процесса экономических изменений… С. 239.
Актуальность книги для России
Усиление административной вертикали власти, подавление оппозиции в партийной жизни, уменьшение институциональной надежности прав собственности свидетельствуют о том, что степень безличности отношений и независимости бизнеса от государства резко уменьшилась. Государственное строительство капитализма «для своих», создание разветвленной, иерархичной системы привилегий, которые делают закон всеобщим для тех, кто не наделен особыми правами, делают Россию хорошим примером для той концептуальной схемы, которую отстаивают авторы книги.
Действительно, в книге не раз вскользь отсылают читателя к изменениям России в начале XXI в. «Месопотамия III тысячелетия до н. э., Британия при Тюдорах и современная Россия при Путине — естественные государства, но общества в них очень разные. Порядок ограниченного доступа — это не особый набор политических, экономических или религиозных институтов. Это фундаментальный способ организации общества», — поясняют авторы, когда хотят привести наглядные примеры естественного государства [12] . В другом месте авторы еще более бескомпромиссны: «…складывается впечатление, что за последнее десятилетие Боливия, Венесуэла и Россия регрессируют, проводя национализацию, устанавливая контроль или объявляя вне закона когда-то независимые организации» * *.
12
Норт Д., Вайнгаст Б., Уоллис Дж. Наст. изд. С. 83.
По мнению Б. Вайнгаста, современная Россия не только представляет собой яркий пример естественного государства, но, в его типологии, недавно перешла из разряда зрелых к базисному, или простому. Это произошло вследствие построения более жесткой вертикали власти, установления контроля над средствами массовой информации, ослабления институтов гражданского общества.
Организациям теперь стала требоваться для выживания тесная связь с государством, пропали умеренные сдержки в лице Думы, избираемых губернаторов и независимой прессы [13] . В рамках концептуального подхода
13
Уэйнгаст Б. Почему развивающиеся страны… С. 152.'
Будущее социальных наук
Книга «Насилие и социальные порядки» междисциплинарна. Поэтому трудно ожидать, что она будет воспринята теми, кто работает в рамках жестких дисциплинарных границ. Она одновременно обращена к экономистам, историкам, политологам, антропологам. Авторы не стесняются прямо заявить, что это не просто еще один подход, но «фундаментально новый подход к изучению социальных наук». В центре подхода оказываются: проблема насилия, институциональная структура, организации и система убеждений. Авторы уверены, что для подобных исследований еще не существует статистической базы, поэтому оно носит описательный характер.
Книга имела больший резонанс среди политологов, чем экономистов. Основной контекст — соотношение экономики и политики или, более узко, демократии и экономического роста. Общепризнано, что технологического развития недостаточно для постоянных высоких темпов экономического роста, а «экономическая свобода — ключ к процветанию». Современность все же не дает однозначного ответа на данный вопрос. Так, к примеру, за 36 лет — с I960 по 1996 г. — Гонконг в сопоставлении с Великобританией резко увеличил душевой доход. Если в 1960 г. он составлял Vi от душевого дохода в Великобритании, то в 1996 г. стал уже превосходить его на 1/3 [14] . В контексте связи гражданских свобод и уровня экономического развития были высказаны даже предположения, что анархия лучше грабительского государства [15] .
14
Carden A., Haiti. Why are some places rich while others are poor? The institutional necessity of economic freedom // Economic Affairs. Vol.30. Issue 1. March 2010. P. 48–54.
15
Benyishay A., Betancourt R. Civil liberties and economic development// Journal of Institutional Economics. № 6. 2010. P. 281–304.
Экономист-историк Роберт Марго, постоянный читатель Норта, посчитал, что книгу трудно назвать успешной. Он нашел, что в ней много повторений, а материал далек от реальной истории и событий [16] . В сравнительном плане более понятной и привычной для современных экономистов стала книга Д.Асемоглу и Дж. Робинсона «Экономические основания диктатуры и демократии» [17] . Сам литературный стиль изложения у широкого круга экономистов не сразу вызывает понимание. Тем не менее институциональное направление экономической мысли в лице Р. Коуза, О. Уильямсона, Д. Норта смогло сформулировать новые положения экономической нау
16
Margo R. Review on Violence and Social Orders reviews /violence-and-social-or ders-conceptual-fr am ework-inter- preting-recorded-human-history).
17
Acemoglu lb)., RobinsonJ. A. Economic origins of dictatorship and democracy…См.: РасковД. Е. Риторика новой институциональной экономической теории//Вопросы экономики. N9 5. 2010. С. 81–95.
ки. Вполне ожидаемо, что между выходом книги и признанием ее достижений у экономистов должно пройти время, за которое появятся более понятные интерпретации этих идей на более привычном языке*.
Дальнейшее исследование более глубоких основ экономического развития имеет большие перспективы. Концептуальный подход, который предлагают Д. Норт, Б. Вайнгаст и Дж. Уоллис, обращен в будущее. Столь широкий материал и теоретические обобщения позволяют поставить их книгу в один ряд с шедеврами политической экономии — «Капиталом» Маркса, «Богатством народов» Смита. Дальнейшую разработку этой проблематики авторы тесно связывают с ожидаемым прогрессом в естественных и когнитивных науках, которые позволят лучше понять мышление человека.