Насилие
Шрифт:
— Твое описание идеальной женщины звучит слабо, — выплюнула она. — Как добыча.
Она хотела подразнить его, но он улыбнулся и сказал:
— Именно. Как раз наоборот. Я нахожу эту мысль очень... привлекательной.
— Это глупо, — сказала Анна-Мария. — Ты сломаешь ее или превратишь в безмозглую рабыню, которая исполняет все твои желания, боясь быть отвергнутой. В любом случае, тебе станет скучно.
— Сомневаюсь. — Он застегнул последнюю пуговицу на воротнике. — Одна только охота займет меня на довольно долгое время. Весь вопрос
— Я убью ее, — выпалила Анна-Мария, испугав саму себя. Но слова звучали правдиво, и она говорила искренне. — Я убью любую женщину, которую ты возьмешь себе. Я не позволю тебе запятнать кровь нашей семьи.
Гэвин приподнял бровь.
— Это звучит как угроза, Анна.
— Так и есть. Я сделаю это. Может быть, не от моей собственной руки, но она умрет.
— И ты думаешь, что один из наших братьев и сестер выступит против меня?
— Мы оба знаем, что я, скорее всего, выйду замуж за богатого. У меня будет глупый муж, который будет щедр со своими деньгами и не будет обращать внимания на то, что я делаю. — Она улыбнулась, но красивая улыбка была наполнена жестокостью. — Ты помнишь Белоснежку, верно, Гэвин? Я буду злой мачехой. Я найму охотника. Он убьет и принесет мне ее сердце в металлической коробке, наполненной льдом.
— В самом деле? — сказал Гэвин, делая шаг ближе. — И что заставляет тебя думать, что я позволю тебе это сделать?
— Ты думаешь, что сможешь остановить меня, старший брат? Сможешь конкурировать с моим богатством и ресурсами?
— У тебя пока нет ни того, ни другого.
— И у тебя нет женщины, — заметила она.
— И все же мы строим предположения. Почему? На самом деле дело ведь не в крови? Ты, кажется, не испытываешь никаких угрызений совести по поводу того, что мать распутничает там, где ей заблагорассудится.
— Ты — мужчина, — прошипела она. — Ты носишь фамилию.
Гэвин рассмеялся.
— Я не могу в это поверить. Ты ревнуешь. Меня.
— Ты — все, что я хочу в мужчине. Не вижу причин, по которым я должна довольствоваться вторым лучшим.
Его улыбка исчезла, и он скрестил руки на груди.
— Хорошо. Похоже, у нас есть все основания для пари.
Анна-Мария улыбнулась.
— Да. И оно начнётся, когда я выберу мужа, а ты найдешь пару.
— Что произойдет, если я выиграю?
Она сделала паузу, чтобы подумать.
— Я дам твоей женщине щедрое приданое, если ты первым не убьешь ее. Сумма будет зависеть от моего будущего мужа, но она должна соответствовать любой ее глупой прихоти.
— А если ты выиграешь?
Анна-Мария положила руки на плечи брата и прижалась губами к его губам.
— Если я выиграю, — прошептала она, — ты, старший брат, трахнешь меня так, как мой, несомненно, импотентный будущий муж никогда не мог и мечтать, и сделаешь мне ребенка. Нашего ребенка.
— Дочь своей матери, — прорычал он.
—
Они пожали друг другу руки, оба сжали их так сильно, как только могли, чтобы заставить другого отпустить. Анна-Мария использовала свои ногти, которые были довольно длинными, но это, казалось, не смутило Гэвина. Однако его хватка была как сталь, и она была вынуждена отпустить, когда почувствовала, что кости в ее запястье могут сломаться. Она помассировала руку.
— Не слишком привязывайся к своему любимому ягненку, Гэвин, дорогой.
А потом она повернулась и пошла обратно в дом.
После минутной паузы Дориан и Селеста обняли его в молчаливом знаке поддержки и последовали вместе с Леоной за своей старшей сестрой. Бросив полный отвращения взгляд на свою мать, держащую свою жертву в объятиях, как «черная вдова» заманивает в свою паутину свою пару, он тоже вошел внутрь. Гэвин никогда раньше не проигрывал ни в одной игре.
Он не собирался начинать сейчас.
Одним из самых распространенных вопросов от читателей ко мне был вопрос об эссе, написанном Гэвином в средней школе (косвенно упомянутом в первой книге «Страх»).
Я не включила его в оригинал по нескольким причинам.
1) Я хотела, чтобы люди использовали свое воображение.
2) Я ленива и тайно использую причину № 1.
и 3) эй, вы, ребята, читаете для удовольствия. Я не думала, что вы захотите, чтобы я в книге писала псевдошкольные задания! Это не литературный анализ прочитанного произведения.
Но вы настаивали, и я верю в максиму «Дайте людям то, что они хотят». Итак, вот оно, по многочисленным просьбам — Эссе Гэвина.
«Самая опасная игра» Ричарда Коннелла поднимает вопрос, которым многие задаются, но мало кто осмеливается озвучить: «В борьбе человека против человека — кто победит? И восторжествует ли мораль в конечном счете над нашими более звериными инстинктами, или мы поддадимся нашей жажде крови?»
Коннелл, кажется, думает: «Нет, мы не можем». Мы не можем убежать от зверя внутри нас. Лейтмотив хищника и жертвы, охотника и жертвы, человека против природы — его природы — свидетельствует об этом. Тяжелый символизм показывает, что происходит, когда человеческие существа — homo sapiens — попадают в ситуации настолько ужасные, что они бросают вызов всем условностям.
И что делают люди? Они регрессируют. Не в фрейдистском смысле: это гораздо более древняя регрессия, вызванная природой всего сущего, а не опытом человеческого развития.