Наследие 2
Шрифт:
Многотысячная толпа взревела в ответ, заглушая воплями звук динамиков, и комбат безнадежно скривился. Он поманил к себе командиров резерва и кивнул в сторону перекрестка с Лиговским проспектом, где стена щитов первой роты медленно отползала назад под давлением людской массы. Почувствовав, что живое заграждение из омоновцев поддается, передние ряды наступающих заорали ещё сильнее, и в толпе с удвоенной силой принялись потрясать транспарантами «Вышвырнем лигов с Лиговского» и «Уродцам место в лепрозории». Прямо напротив напирающей толпы, через Невский проспект, с другой стороны Лиговского, ей навстречу двигалась толпа не меньше, с плакатами «Лиговка для лигов», «Все дети одинаковы» и «Не дадим в обиду наших малышей». Сдерживающее их оцепление
— Васильев, Бирюков! Берите своих людей и выдвигайтесь на исходную. Как только толпа прорвется на Невский, водометы начнут работать. Применяйте «Черемуху» и приступайте к разгону. Оружие применять только в ответ на стрельбу или угрозу удара ножом. Спецсредства — без ограничений. Принимать только тех, кто без детей. Задержанных передавать второму батальону. Они займутся автозаками… — Он секунду помедлил, окидывая взглядом беснующиеся толпы, многократно превосходящие омоновцев количеством, и нехотя добавил: — Бирюков, твои чистые, Васильев, твои лиги. — Командир батальона посмотрел на Бориса: — Только чтоб не как в прошлый раз! Без трупов! Понял?!
— Моя рота применяет оружие исключительно в рамках инструкций и Уголовного кодекса, — безразлично ответил Борис. — В случае, когда жизни и здоровью сотрудников полиции угрожает опасность. Мы действуем в строгом соответствии с действующим законодательством. А если кто-то из разбушевавшегося стада отдал концы от удара дубинкой, то это их проблемы. Нечего в беспорядках участвовать, раз такой дохлый.
Он демонстративно захлопнул лицевой щиток омоновской шлем-сферы. Лицо офицера скрылось за тонированной толщей бронепластика, и он издевательски закончил:
— И потом, надо ещё доказать, что били именно мы. Разрешите идти?
Комбат лишь обреченно махнул рукой и пошел к водометчикам. Борис флегматично пожал плечами ему вслед и направился к ожидающим приказа бойцам своей роты.
— Договоришься когда-нибудь, Боря, — глубокомысленно изрёк Бирюков, захлопывая шлем-сферу. — Правозащитнички и без того мечтают распять тебя на кресте, а ещё лучше — четвертовать! Твоя рота у них как кость в горле, а тобой давно уже детей пугают.
— Поправка! — не оборачиваясь, заявил Борис, — мною пугают не детей, а лигов. Не путай цветы жизни с кактусами смерти, Володя. Дети — это дети, уродцы — это уродцы. — Он подошел к своим и коротко бросил: — Выдвигаемся!
На Невский обе толпы прорвались одновременно. Сдерживавшие натиск бойцы первой и второй роты не удержали строй и оказались окружены разъяренной людской массой. Вспыхнула драка, у окруженных омоновцев вырывали щиты и сбивали с ног. Над окруженными мгновенно нависла угроза оказаться затоптанными, ситуация стала критической, и комбат отдал приказ об атаке. Водяные струи ударили в беснующуюся толпу, пинающую сбитых наземь бойцов, и Васильев повел свою роту в атаку. Формально данные меры имели своё название согласно всевозможным инструкциям и прочей бюрократической макулатуре, но между собой в роте Бориса они именовали эту фазу операции по разгону толпы именно атакой. Несколько залпов гранатами со слезоточивым газом в самую гущу, после чего в ход шли дубинки и специальные малоразмерные щиты. Специфика разгона правонарушителей, облаченных в лицевые повязки, претерпела некоторые изменения с тех пор, как люди перестали появляться на улице без фильтров. Были введены малоразмерные щиты, более удобные для рукопашной бронежилеты, усовершенствована тактика, новая «Черемуха-6» теперь временно ослепляла своих жертв, активнее стали применяться светозвуковые мины и гранаты, а если успевали установить вовремя, то использовали и громоздкое лучевое оружие, обжигающее цель изнутри. Но в целом закон массового столкновения остался прежним: из двух противоборствующих сторон поражение потерпит та, что дрогнет первой. А рота Васильева славилась тем, что не дрожала никогда. В ней собрались исключительно идейные бойцы, ненавидевшие лигов, и фамилия
Полузатоптанную вторую роту отбили быстро. Толпу не щадили, мощные и четко отработанные удары щедро раздавались направо и налево, кованые омоновские ботинки крушили противникам ступни и колени, закованные в шлем-сферы головы сметали соперников словно таран, а удары малоразмерными щитами плашмя опрокидывали не хуже резиновых пуль. Времени на задержание злоумышленников никто не тратил, это забота другого батальона, который идет вторым эшелоном. Они соберут оставшихся лежать на асфальте демонстрантов и рассортируют, кого куда: в «скорую» или автозак. Рота Васильева не занимается возней с человеческим мусором.
«Заботливые» дрогнули минут через десять. Кто-то из перемалываемой омоновцами толпы достал обрез охотничьего ружья и в упор разрядил оба ствола в ближайшего бойца. Рота среагировала мгновенно. Пытавшегося скрыться в человеческой каше преступника изрешетили пулями, раненого немедленно эвакуировали в тыл, и Борис, согласно инструкции, разрешил применение резиновых пуль. По толпе дали залп-другой, не особо разбираясь, кто там всё ещё желает драки, а кто пытается убежать, но не может этого сделать из-за напирающих задних рядов. Начало стрельбы и положило конец храбрости «заботливых». Толпа бросилась врассыпную по переулкам, бросая плакаты и вопя, и Васильев построил роту в четырехрядную фалангу. Бойцы медленно двигались по Лиговскому, слитно ударяя дубинками по щитам в такт шагам, что очень эффективно увеличивало скорость разбегающихся борцов за справедливость. Спустя ещё пятнадцать минут зона ответственности роты Васильева была чиста и безлюдна, если не считать тех, кого распределял по автозакам второй батальон. С другой стороны Невского всё ещё возились с «чистыми», и Борис получил приказ вести своих людей на усиление. Применять силу к нормальным людям никто желанием не горел, рота действовала вяло, и разгонять протестующих против лигов пришлось ещё долго.
На следующий день Васильева вызвали «на ковер». Командир ОМОНа проводил разбор полетов, костеря подчиненных на чем свет стоит, и начальственный разнос бушевал словно торнадо в Америке. Борис, вытянувшись по стойке «смирно», привычно выслушивал поток обвинений.
— Сорок семь пострадавших в больнице! — генерал потрясал пачкой отчетов. — Четверых детей-лигов разбегающаяся толпа затоптала насмерть! Две сотни жалоб на жестокие действия сотрудников ОМОНа! Правозащитники готовят судебные иски к питерской полиции! Васильев, ты что там устроил?!! Третью мировую?! Совсем ума лишился?
— У меня шестеро бойцов в госпитале с ножевыми порезами и один с огнестрелом, — флегматично произнес Борис. — Если бы не броники, все стали бы трупами. Злоумышленники применяли оружие на поражение. Никто из правозащитников не желает позаниматься этим вопросом?
— Молчать! — взревел генерал. — Майор, тебе надоело служить в ОМОНе?! У нас тут не пансионат для маньяков, обожающих ломать людям кости направо и налево! Ты, я вижу, просто мечтаешь сесть за превышение полномочий и неоправданную жестокость к гражданам!
— Полсотни бойцов с дубинками против шеститысячной толпы с ножами и обрезами, — Васильев преданно взирал в глаза начальству, — о неоправданной жестокости по отношению к каким именно гражданам идет речь? Мы ведь тоже граждане России или нас с утра уже лишили гражданства?
— Майор! — зашипел на него генерал. — Ты, часом, не идиот? Хочешь начать подыскивать себе другую работу?! Если прокуратура докажет, что ты превысил полномочия, получишь пинка под зад! А то и сядешь в два счета!
— Никто из моих людей не нарушал закон, товарищ генерал! — отрапортовал Борис, вытягиваясь по струнке ещё сильней. — Если таковые случаи имели место, то, я уверен, это были сотрудники не моей роты! Пусть правозащитники, или кто там, предъявят фотографии или видеозапись, мы всецело за чистоту своих рядов!