Наследие Ирана
Шрифт:
Далее Картир рассказывает (в третьем лице) о путешествии, предпринятом им вместе со многими вельможами в Хорасан (стк. 39), о женщине, как-то связанной с Картиром (krtt/r hnglpy—стк. 42, 44 и др.), о переходе через мост (pwlsy) и о многих других событиях. Картир стремится уверить потомков, что он впервые возвысился при Шапуре, когда был хербедом и мобедом, что, между прочим, свидетельствует о существовании разных категорий жречества уже в раннем зороастризме 6. При царе Хормизде ему был присвоен титул «мобед Ахура Мазды», и, вероятно, Картир первым носил этот титул (позднее этот титул встречается неоднократно). В правление Варахрана II Картир входит в число высшей знати, став главой религии, верховным судьей державы и попечителем царского огня в Истахрс, в имперском святилище Анахиты. Причины такого возвышения в какой-то мере раскрыты в почетном звании «спаситель души Варахрана», пожалованном Картиру Варахраном II. Картир выступал в роли духовного наставника царя, титулы и высокое положение были наградой за это. Он назван «владыкой» в самом конце накшираджабской надписи и считает необходимым отметить свое возвышение
Особенно большое значение имела деятельность Картира за пределами Иранского нагорья; он старался насаждать храмы огня и зороастрийскую ортодоксальность среди эллинизованных магов и обращать в праведную веру тех язычников, которые придерживались обрядов и верований, лишь сходных с зороастрийскими. Иными словами, Картир выступал и в качестве миссионера 8.
В то же время он твердо боролся против иноземных религий и ересей на территории самого Ирана; может быть, именно поэтому мы не находим в Иране следов той формы митраизма, которая известна для Римской империи. Картир (KKZ 9—10) особенно жестоко расправлялся с иудеями, буддистами, индуистами, назореями (арамееязычные христиане), некими mktk (протомандеи или представители какой-то месопотамской религии) и манихеями, разрушая их центры и осуждая их на изгнание или смерть 9. Гонения на иноверцев происходили и до Картира — армянские и сирийские источники повествуют о рвении, с которым Ардашир основывал храмы огня и разрушал языческие капища, особенно в Армении. Картир создал воинствующую зороастрнйскую ортодоксальность и государственную церковь, прежде всего организацию магов. На еретиков обрушились гонения; в разных областях державы было основано много огней Варахрана. Эти храмы огня стали центрами вероучения и соблюдения обрядов в империи Сасанидов. Реформы Картира произвели большое впечатление на современников (KKZ, стк. 14), они затронули многие стороны жизни Ирана, включая и обычай кровнородственных браков — особенность зороастрийцев, неприятно поражавшая иноземцев. Картир положил начало могуществу духовенства, ставшего грозным соперником светской аристократии; в некоторые периоды зороастрийское духовенство оказывалось более сильным, чем знать 10.
Религиозный фанатизм, характерный для времени Варахрана II, прекратился при Нарсе (293—302), который поднял мятеж против юного царя Варахрана III, названного в надписи из Пайкули «царем саков», и захватил власть в Северном Иране. Нарсе пошел на Ктесифон, был встречен своими сторонниками в местности Пайкули (к северу от современного Ханикина) и провозглашен здесь царем царей, в память о чем была воздвигнута надпись. В стк. 16 надписи из Пайкули встречается имя «Картир, мобед Ахура Мазды», но лакуна в надписи не позволяет установить, принадлежал ли он к противникам или к сторонникам Нарсе. К моменту составления надписи Нарсе Картир достиг глубокой старости и должен был вскоре либо умереть, либо удалиться от дел. Нарсе не уничтожил надписей Картира, нет никаких сведений о конфликте между ними, поэтому можно полагать, что Нарсе, упоминающий в своей надписи (стк. 9) «Ахура Мазду и всех богов и Анахиту, называмую госпожой», не пытался разрушить созданное Картиром. Терпимость Нарсе по отношению к манихеям хорошо известна, но не исключено, что преследования манихеев прекратились уже в самом конце царствования Варахрана II 11. Для того чтобы представить религиозную политику Нарсе как полную перемену прежнего курса, как победу хербедов над мобедами или Анахиты над Ахура Маздой, данных явно недостаточно. Скорее, эта перемена представляется одним из послаблений в отношении к иноверцам, за которым ожидались и другие.
Вопрос о ересях внутри зороастрийской религии осложняется тем, что дошедшие до нас среднеперсидские сочинения были составлены (или отредактированы) после распространения в Иране ислама. В этот период небольшие религиозные общины зороастрийцев были больше озабочены сохранением чистоты веры, чем во времена Сасанидов, когда религия поддерживалась государством. Мне кажется, что при Сасанидах ортопраксии, соблюдению религиозных предписаний в повседневной жизни, придавалось гораздо большее значение, чем ортодоксии, собственно догматам веры. В этом смысле зерванизм — религиозная концепция бесконечного времени (Зрван) — не был в такой же степени ересью, как маздакизм, покушавшийся на ритуал и организацию общества и церкви. Но в первый период существования державы главными еретиками были зандики, как называли тогда манихеев.
Точные годы жизни Мани не установлены; их определение зависит от даты вступления на престол Шапура, по поводу которой также идут споры. Мани был убит либо в последний год правления Варахрана I (274 г.), либо в первые годы царствования его преемника (до 277 г.). Манихейство нередко характеризуют как проявление религиозного универсализма или синкретизма и сопоставляют его в этом отношении с бехаизмом новейшего времени. Возможно, в манихействе иранские религиозные дуалистические тенденции были выражены не столь отчетливо, как в официальном сасанидском зороастризме, но синкретические, «космополитические» черты манихейства нашли большое число сторонников в Иране. Мы не будем здесь подробно останавливаться на религиозно-философском учении манихеев, которое сейчас известно намного лучше, чем до открытия подлинных манихейских сочинений на коптском, парфянском, согдийском и других языках. В Иране манихеи испытали ту же участь, что и в христианском мире: и там, и здесь их неизменно считали главными еретиками и, соответственно, подвергали жестоким гонениям. После прихода к власти Нарсе
Манихейство оказало влияние на многие религиозные течения, но наиболее сильно оно сказалось в социальном движении конца V в., возглавлявшемся Маздаком. Это движение привлекло внимание многих исследователей 12. Настороженное отношение царя к знати и ее могуществу сыграло важную роль в той поддержке, которую Маздак получил от Кавада. Маздакиты проповедовали идеи равенства и призывали к разделу имущества, включая жен и наложниц. Эти призывы нашли отклик у бедняков, и восстание стало массовым, но в сообщениях источников об этих событиях много неясностей и противоречий. Маздакитов ожидала та же участь, что и манихеев, разгромленных Картиром и царем Варахраном. Преследования и массовое истребление маздакитов начались около 528 г., в конце второго правления Кавада. Главным инициатором расправы был наследный принц Хосров Аноширван. Казнь руководителей движения не означала конца маздакизма как учения, но заставила уйти его приверженцев в подполье. Преследования продолжались, и с этого времени любого социального или религиозного реформатора его противники обычно обличали как маздакита.
Так было и в исламское время, когда многие выступления иранских народов против халифата или владычества арабов считались маздакитскими движениями. Движение Маздака нашло отражение и в таком сравнительно позднем сочинении, как «Сиасат-наме» Низам ал-Мулка.
Уже с самого начала сасанидской эпохи мы оказываемся в совершенно новом религиозном мире. Культы древнемесопотамских богов ушли в небытие, на их месте оказались — рядом с христианством, иудаизмом и зороастризмом — новые гностические и ритуалистские секты. Широкое распространение получили также мистические верования и обряды, и для большинства греческих и римских авторов персы были главными знатоками магии. Для античных писателей зороастризм был символом таинственных восточных культов. Деятельность Картира и его последователей, которые заложили основы зороастрийской ортодоксальности, противостоявшей мистицизму и почитанию демонов, во многом схожа с тем, что совершили христианские ортодоксы в империи кесарей.
Представление о божественном откровении и о записи этого откровения в книгах носилось в воздухе, а христиане были, конечно, самыми активными проповедниками идеи «Священного Писания». Не исключено, что именно по примеру христианства зороастрийская церковь свела воедино и канонизировала тексты Авесты. Зороастрийское предание гласит, что разрозненные отрывки Авесты были собраны и, видимо, записаны первый раз во времена Аршакидов, а затем еще раз при Шапуре I. Раннесасанидская письменная Авеста, если она действительно существовала, служила лишь для напоминания — в жреческой практике тексты Авесты заучивали наизусть, как это обычно для Востока. Когда в начале V в. был изобретен армянский алфавит, он предназначался в первую очередь для распространения христианской религии. Некоторые полагают, что и авестийский алфавит был введен примерно в это же время, возможно как предшественник или, напротив, как подражание армянскому алфавиту, хотя по своей фонетической законченности авестийский алфавит больше напоминает индийское письмо деванагари.
Создание авестийского алфавита диктовалось исключительно нуждами религии, и этот алфавит, насколько известно, употреблялся только для записи зороастрийских религиозных текстов. Можно только пожалеть, что он не пришел на смену несовершеннному пехлевийскому письму, которое очень плохо передавало фонетический состав среднеперсидского языка. Необходимо иметь в виду, что мы не знаем не только древних рукописей Авесты, но и таких, которые были бы старше XIII или XIV века. Тем не менее о существовании письменной Авесты в сасанидское время (несмотря на преобладающую роль устной традиции) можно говорить сейчас достаточно уверенно.
Из сообщений христианских авторов, писавших на сирийском и армянском языках, делали вывод, что первоначально Сасаниды придерживались зерванизма — зороастрийской ереси, которая, уже после арабского завоевания, исчезла, уступив ортодоксальному течению. Я считаю (и пытался это показать в специальной статье), что зерванизм не был вполне оформившейся ересью со своими доктринами, обрядами и организацией, отделенной от чисто зороастрийского толка, а, скорее, представлял собой движение, которое можно сопоставить с мутазилитским течением времен ислама 13. Мы знаем о двух основных особенностях зерванизма — представлении о бесконечном времени (вечность и т. д.) и мифе о рождении Ормизда (Ахура Мазды) и Ахримана от их отца Зрвана. Представление о времени как божественной силе распространено очень широко и само по себе не могло послужить основой для возникновения самостоятельной секты. Миф о прародителе Зрване может рассматриваться как иранская параллель легенды о Хроносе в греческой мифологии. Этот миф также, по моему мнению, не мог привести к созданию особой секты. Не вызывает сомнений, что миф о прародителе Зрване был распространен в сасанидское время и среди «правоверных» зороастрийцев. Только после мусульманского завоевания, когда зороастрийцы особенно тесно объединились в общины, зерванистские элементы были изгнаны из новой «праведной веры», соединившей ортопраксию с ортодоксией. В сасанидское время зороастрийским еретиком, либо даже христианином или манихеем, считался, скорее, тот, кто отступал от ортопраксии, от ритуальных предписаний зороастризма, тогда как после прихода ислама еретиком был прежде всего тот, кто порывал с догматами веры. Так, например, зороастриец Абалиш (или ‘Абдаллах?), прослывший еретиком в IX в., при халифе ал-Ма’муне, разделял, возможно, учение манихеев 14. В споре Абалиша с правоверными зороастрийцами халиф встал на сторону последних — любая ересь, имевшая социальную направленность, представляла опасность для арабских правителей.