Наследие мертвых
Шрифт:
Поздно вечером Дара нашла его стоящим перед камином. Тариэль, глубоко задумавшись, поставив ногу в высоком сапоге на решетку, мрачно глядел в огонь.
— Что на тебя нашло? — спросила Дара. — Мне едва удалось успокоить Конгура. Ты напугал его едва ли не до судорог. Как ты…
— Как я мог, да? — он резко обернулся. — Пришла сказать, какой я подонок? Ну давай, говори, выскажи мне все! Чего стесняться бывшего слуги? — Тариэль рванул на себе словно вдруг ставший тесным ворот рубашки и направился к двери.
— Куда ты? — тихо сказала
— К Баграту, — бросил Тариэль. — Надоело все.
С Багратом, мужем Араминты, он приятельствовал уже давно. Их семьи дружили, и Тариэль не в первый раз в одиночестве отправлялся к своему знакомому слегка выпить и поиграть в кости. Иногда мужчины вместе охотились, в то время как Дара проводила время в обществе подруги детства, Минты. Так что ничего странного в словах и действиях Тариэля не было, и однако Дара ощутила неясный укол тревоги.
Вечер явно не задался. Решительно все на свете было нынче настроено против Тариэля, вплоть до погоды. На улице хлестал такой ливень, словно хляби небесные разверзлись, и Тариэль промок до последней нитки. Он окончательно упал духом, узнав, что Баграт лишь вчера отправился за жемчугом в Замору, и собрался было сразу уйти, но Араминта, улыбаясь, взяла его за руку.
— Зайди в дом, — предложила она. — Пережди дождь, да и обсушиться тебе не помешает.
Тариэль сбросил тяжелый от воды плащ.
— Пожалуй, — согласился он. — Принеси чего-нибудь выпить, Минта, пожалуйста.
— С радостью, — отозвалась она. — Да раздевайся же, Тариэль, с тебя течет.
Он опустил глаза под ноги, на мокрые следы сапог, а затем перевел взгляд на Араминту, так, словно видел ее впервые. Если Дару скорее можно было назвать интересной, чем красивой, подруга выгодно внешне отличалась от нее. Глаза цвета вишня и прихотливо изогнутый рот, яркое платье, собранное на одном плече, оставлявшее другое обнаженным и ниспадавшее с ее величавой фигуры, достойной богини… Тариэль не мог отвести от нее взор. Дара была миниатюрной и стройной, но с развитыми руками, говорившими о привычке проводить время на свежем воздухе, предаваясь таким неженским занятиям, как соколиная охота и стрельба из лука. Араминта же, одного роста с Тариэлем, выглядела настоящей госпожой, к тому же весьма чувственной, судя по алым огонькам, пляшущим в миндалевидных очах.
— Я скоро вернусь, Тариэль, — проговорила она и, в самом деле, через пару минут возвратилась с хрустальным бокалом вина, который изящно протянула своему позднему гостю.
— Это тебя согреет, успокоит, — сказала Минта. — Мне, право, очень жаль, что ты не застал Баграта, но все-таки, что случилось?. Неужели ты поссорился с Дарой? Поверить не могу, вы такие два голубка.
— Видишь ли, — начал Тариэль, — мы все-таки не одного круга с нею, иногда это встает между нами. Некоторые мои привычки ее раздражают, наверное.
— Понимаю, — сочувственно кивнула Араминта. — У меня с Багратом то же самое. Хотя
Тариэль рассеянно вертел в руках бокал, задумавшись о своем и слушая Араминту как бы между прочим.
— Пей, — сказала она и удовлетворенно проследила, как Тариэль одним глотком осушил бокал. — Тебе станет легче.
— Сегодня я ударил Конгура, — признался Тариэль. — Это было так… отвратительно и несправедливо. Он еще совсем маленький. Я никогда не думал, что способен на такое, — он судорожно вздохнул. — Мой собственный отец в жизни меня и пальцем не тронул. Он терзался бы до конца своих дней, если бы хоть раз поступил иначе.
— Ты тоже намерен терзаться? — спросила Араминта. — А стоит ли? Дети иногда бывают совершенно несносны. Что произошло?
— Мне когда-то приходилось подолгу голодать, — проговорил Тариэль. — И я до сих пор отношусь к еде как-то по особенному. Когда я увидел, как Конгур кидается оливками… он и Джахель… я просто потерял самообладание. Им все так легко достается. Нет, я бы вовсе не хотел, чтобы мои дети страдали от голода или лишились чего-то из того, что имеют сейчас, но… Я не могу объяснить! Глупо, правда? Дара вряд ли сможет мне простить такое.
— Нет, — сказала Минта. — Я не думаю, что это глупо. И еще я не думаю, что Дара будет долго злиться на тебя.
— Почему?
— Потому что ты самый потрясающий мужчина на свете, Тариэль. Ты равно красив, смел и великодушен. И Дара не настолько неумна, чтобы не видеть и не ценить этого. Надо быть слепой и глухой в придачу, чтобы по собственной воле отказаться от тебя. В Бельверусе тебе нет равных! Ни одна женщина в здравом уме не упустила бы возможности провести хотя бы одну ночь с тобою. Например, я просто теряю голову, когда вижу тебя рядом. Что, тебя смущает и удивляет моя откровенность? А я не испытываю ни капли стыда из-за того, что говорю сейчас. Представь себе, ни капли.
Крепкое ли вино явилось тому причиной, или поразительная откровенность Минты, или близость ее жаркого свершенного тела, Тариэль не знал — но желание обладать этой женщиной, немедленно, здесь и сейчас, первозданное, не подчиняющееся никаким доводам рассудка, было сильным и всепоглощающим, что затопило его с головой. Тариэль содрогнулся от возбуждения, чувствуя, как, пульсируя, мгновенно и мощно напряглась его плоть.
— Иди ко мне. Спи со мной. Возьми меня, — Араминта сделала какое-то неуловимое движение, и платье с легким шуршанием упало к ее ногам. Минта, совершенно обнаженная и ослепительно прекрасная, предстала перед Тариэлем, протягивая к нему руки.