Наследие проклятой королевы
Шрифт:
— Милостиво прошу, прочитай, о, маэстра! — с такой же улыбкой произнёс я.
Лукреция осторожно перелистнула страницы, и остановившись на нужном абзаце, начала читать:
— «Гнев твой. Ненависть твоя. Они кипят в груди. Пылают в твоей крови. Сожми их в кулак. Вырви из себя. Вырви вместе с плотью и пламенем. Стисни в длани своей, почувствуй жар углей ненависти. Брось во врага, как камень в еретика, предавшего и поправшего свет Небесной Пары».
Она протяжно выдохнула и снова закрыла глаза.
— А
Лукреция отвлеклась от познания своих ощущений и повернула книгу в мою сторону. Там был целый комикс качеством не хуже гравюр мастеров эпохи Возрождения. Хмурая женщина с собранными в пучок волосами и в простых доспехах поэтапно вырывала пламя из груди, словно собственное сердце. Детальность рисунков просто поражала! Можно было даже различить отражение стиснутого в скрюченных пальцах фаербола в полированной стали доспеха и злых, глубоко посаженных глазах. Было много схем и цифр, поясняющих время каждого этапа, отдельно показаны руки, сложенные в установленных жестах. Все это, по идее, должно было стимулировать воображение и помочь колдовству.
— Учись, двоечник! — прокричал генерал и по-новому закинул удочку. Он совсем расслабился и потому, сняв обувь и закатав штанины, сунул ноги в воду.
— Тащ генерал, — произнёс я, — вы бы не делали так.
— А что, здесь пираньи водятся? — ухмыльнулся он в ответ.
— Нет, не пираньи. А вот крокодилы могут.
Петр Алексеевич изобразил на лице недоумение и немного отодвинулся от воды.
— Что за пиратки? — повернув голову, спросила Катарина.
Я сперва нахмурился, а потом просиял: язык королевства очень похож на испанский, а «пиранья» на испанском значит «пиратка», то есть «рыба-пиратка».
— Это окуни такие, но с зубами, как у шакала. Если что на пути стаи попадётся, обглодают до костей. Помнишь, как на Золотом Ручье в воде дезертирши были волнами поедены? Вот так же эти рыбы делают. Сейчас попробую показать.
Я сперва пояснил, а потом, осторожно выскользнув из-под девушки, пошёл к воде. Но между словом и делом большая пропасть. Я-то понадеялся на страх, но пираний не боялся в принципе, ибо не сталкивался. Пришлось выудить из файлов системы ужастики о рыбах-убийцах.
Сделав глубокий вдох, я сунул руку в воду. Поначалу ничего не произошло. Только придурочный Чужик нырнул и поплыл вдоль самого берега, пытаясь изобразить из себя нечто вроде морского чёрта, но вышло очень коряво.
— Халтура! — крикнул я в его сторону. — Лучше старайся!
Я плескал рукой в воде, глядя на духа-страха, и лишь с последний момент отдёрнул руку, когда из глубины выплыла большая бесшумная тень, в которой я опознал крокодила. Тень замерла в полуметре от берега.
Я отдёрнул руку и отошёл от воды.
— Там этот, как его, крокодил, который лёгок на помине.
Все снова вытянули шеи. А затем в воду с диким визгом ухнула Катарина. Девушка обдала всех брызгами и ушла с головой под воду. Я подскочил к самому берегу,
Через пяток секунд Катарина вынырнула, держа полуметровую рептилию за горло. На лице сияла улыбка радости. И даже то, что она промокла до нитки, не огорчало её.
— Обожаю крокодилов! — прокричала она и одним движением свернула рептилии шею.
Я не успел опомниться, как девушка достала нож и начала разделывать добычу. В одну кучку полетели кишки, в другую — аккуратно снятая шкура, в а третью — выпотрошенная тушка. Ещё немного, и крокодил оказался насаженным на длинную палку над огнём.
— Простудишься, — произнёс я, потрогав одежду Катарины.
— Высохну, — отмахнулась она.
Я вздохнул и подошёл к воде, чтоб помыть руки. И в этот момент из речки на меня прыгнуло нечто: мешанина из красных, как освежёванная туша, щупалец с крючьями по всей длине, оскаленных зубастых пастей и хищных глаз разного калибра. Это верещало, словно стая бешеных хомяков, замешанных в кровавом тесте, и противно булькало.
Размеры твари были невелики, не больше кролика, но сработал эффект неожиданности. У меня аж поджилки затряслись. И не только у меня. Все остальные тоже отскочили подальше.
Создание, словно сошедшее со страниц Стивена Кинга или Говарда Лавкрафта, поползло в мою сторону, поочерёдно выбрасывая вперёд щупальца и рывками подтягиваясь поближе.
— Чужик, твою мать! — закричал я, а потом выругался ещё сильнее, когда лакированный монстр вынырнул на зов из реки в метре от этой зубастой помеси амёбы и ожившего фарша.
— Что за дерьмо?! — повысил голос генерал, вооружившись палкой.
— Ну… — неуверенно начала пояснять Лукреция, захлопнув волшебную книгу, — ты стал сильнее, и начали появляться страхи посильнее.
— И что мне с ним делать? — растеряно показав рукой в сторону существа, спросил я.
— Смириться. Потому что, если не примешь тварь, придёт другая, и так до бесконечности, — облизав губы, ответила волшебница.
— Ага! А почему она к тебе не липнут, маэстра?! Ты же тоже для них лакомый кусок! — взорвался я.
— Лакомый кусок — это ты. А я умею управлять своей силой. Я для них, как дикобраз для шакала: и рядом мясо, да не ухватишь.
— Да? — зло передразни ее я. — А что она к остальным не приползает?
— Потому что у них нет силы! Я же говорила! — повысила голос волшебница.
Я развёл руки в бессильной злобе. Куда ни плюнь, права Лукреция. Но эту уродину даже не знаю, куда девать. Лакированный и хвостастый Чужик хотя бы не так мерзко выглядит, хотя в смекалке ему не занимать. А эта падаль, ну блин, совсем отвратительная!
Захотелось просто взять и расплакаться от безысходности.
— Блин! Блин! Блин! — выругался я и, подхватив с земли толстую палку, потыкал в существо. Мало мне, что ли, громадного паука, змеи под вещами и всяких червей?!