Наследие Уилта
Шрифт:
На сей безрадостной ноте разговор иссяк: длинным коридором Кларисса прошагала в кухню, где узрела светловолосую белолицую женщину, ничуть не похожую на цыганку. Глубоко посаженные глазки, нос картошкой, пухлые румяные щеки. Да и вся она казалась невероятно пухлой.
— Полагаю, вы Филомена Джоунз? — процедила леди Кларисса.
— Зовите меня Филли, как все.
— Это ваше настоящее имя? Хотя, в общем-то, все равно.
— Да, матушка. Только фамилию выдумала для суда.
— Меня зовут леди Гэдсли, так что обращайтесь ко мне «миледи».
— Слушаюсь, матушка. А хозяина
— Зовите его как угодно, но отныне все вопросы будете решать со мной. Чем предполагаете отравить нас за ужином?
— Желаете, матушка, какую-нибудь особую отраву?
— Я же сказала, как меня называть.
— Помню, помню, — ухмыльнулась Филли. — Но коль говоришь «миледи», надо ж и книксен делать, верно? А я могу грохнуться и не встать. Из постели и то выбираюсь с опаской. Раз шлепнулась прямо перед паровым катком, еле успела отползти…
— Какая жалость! — двусмысленно вздохнула Кларисса. — Но я пришла не за тем, чтобы выслушивать скорбные излияния. Желательно обсудить разблюдовку.
— Разблядовку? Ну, не знаю… Хотя мистер Гэдсли весьма охоч до окороков, не правда ль? Особливо на сон грядущий.
Леди Кларисса вздрогнула.
— Вы говорите о свинине или свинстве? — Однако намек ее остался непонятым, и она пресекла кухаркины потуги ответить: — Ладно, оставим это. Хочу, чтобы вы уяснили: я не разделяю тяги моего супруга к кровяной колбасе и паштетной начинке, а также улиткам и ежам, не говоря уже о прочих низших формах животного мира, коими вы готовы нас потчевать. Послушав мужа, я ничуть не удивлюсь, если вы предложите нам фрикасе из слизняков или что-нибудь столь же нелепое.
— Господь с вами! В жизни не слыхала, чтобы на завтрак требовали слизняков! Да и на обед, коли на то пошло.
— Гора с плеч! Так что вы готовите на ужин?
— Я вот чего подумала: раз мистер Гэдсли беспрестанно просит чего-нибудь эдакого, на закуску подам мухоморы…
— Что?! — вскрикнула леди Кларисса. — Они же ядовитые!
— Смотря какие взять. Старик мой говорит, что ежели шляпка кругом белая, можно брать. А вот красноголовые не годятся.
— Можете сразу исключить мухоморы из меню. Пока я не хочу лишиться мужа. Какое основное блюдо?
— Молочный поросенок под хрустящей корочкой. Хозяину, поди, в самый смак.
— Категорически нет! Будет легкий ужин: спаржа, сардины, салат-латук и консервированная фасоль. Потом обычный чеддер.
Отдав распоряжение, Кларисса умчалась в гостиную.
— Может, ты ищешь преждевременной смерти от пищевого отравления, но уж меня уволь! — заверещала она. — В здоровом питании мерзавка разбирается не лучше, чем я — в строении атома! На ужин будет салат!
— Ну что ты, ей-богу! Я слюной изошел, ожидая пикантную закуску и молочного поросенка!
— До поросенка ты бы вряд ли дотянул. На закуску планировались ядовитые грибы. Да, милый, ассорти из мухоморов. Знаешь, такие с белыми шляпками… вроде поганок. Вот теперь сядь и подумай.
— Не стану я думать, ни сидя, ни стоя, — огрызнулся сэр Джордж. — Я ей вполне доверяю. В конце концов, она дитя природы. С рождения кормится от земли.
— Ну да, и сама вскормлена грудью матери-природы.
— Не
— Кем бы эта тварь ни была, вбей себе в голову: я пригляжу, чтобы мы уцелели от ее убойной стряпни. Я не допущу, чтобы ты в муках умер или тебя, не дай бог, хватил удар. В смысле, апоплексический.
— Благодарю, разъяснять не требуется.
Получая злорадное удовольствие от досады в голосе мужа, Кларисса решила его дожать:
— Один мой давний знакомый, которого разбил паралич, в мгновение ока превратился в растение. Хорошо помню, как это было. За обедом он дважды взял добавку поджарки и вот, дымя сигарой, рассуждал: мол, все эти разговоры, что жир закупоривает сосуды, сплошная брехня. Вот так разглагольствовал у камина, а потом вдруг рухнул и с тех пор ни словечка не промолвил. И не шевельнул даже пальцем. Все только жалобно курлыкал, а жена безуспешно пыталась его понять. Три года с ним нянчилась, хотя врач, спец по ударам, сразу сказал: речь и подвижность не восстановятся. Но она как преданная жена с ним возилась. И лишь когда полюбила одного высокопоставленного дипломата, отдала горемыку в приют. Я даже скажу, как его звали…
— Не желаю знать! — завопил сэр Джордж.
— Ладно, тогда не скажу. Но, оставаясь живым трупом, еще лет семь он маялся, прежде чем сыграл в ящик. На кремации я молилась, чтобы он и впрямь был покойником, когда гроб поехал в печь. Ведь кто его знает… И вот еще что…
— Ради бога, заткнись! — не выдержал сэр Джордж, швырнув сигару «Монтекристо № 2» в незажженный камин.
Но леди Кларисса нанесла завершающий удар:
— Звали его Генри Кэбан, что весьма подходяще для истого поклонника жареной свинины. Как говорится, закономерный конец.
— Я тебе не верю! — взвыл супруг. — Ты нарочно выдумала всю эту гадость!
— Как угодно. Посмотри в справочнике «Кто есть кто», он умер в 1986 году. Хотя логичнее его искать в «Кто был кем».
— Такого справочника нет, бестолочь! — через силу усмехнулся сэр Джордж.
— Ладно, тогда в последнем выпуске «Кто есть кто» посмотри, на ком женился Леонард Нокинг. Чтобы избавить тебя от хлопот, скажу: на вдове Генри Кэбана, через год после его кончины. Вскоре за свое служение медицине Нокинг получил рыцарский титул. Он был великий человек… Хотя, кажется, и сейчас еще жив.
После легкого ужина, состоявшего из спаржи и сардинного салата, сэр Джордж прошмыгнул в кабинет и, раскрыв справочник «Кто есть кто», нашел статью о Нокинге. Оказалось, стерва не солгала.
В кухне Филомена ласково гладила неприготовленного поросенка. Будь он жив, она бы и титьку ему дала. Уж так жаль бедолагу, забракованного даже в смерти.
Глава одиннадцатая
Умей машина мисс Янг чувствовать, она бы разделила все переживания своей хозяйки. Усилия четверни по осложнению поездки в Инвернесс увенчались успехом. Полтора фунта сахарного песку, растворенного в горячей воде и добавленного в бензобак, были подкреплены картофелиной, которую рукояткой швабры загнали в выхлопную трубу.