Наследие. Трилогия
Шрифт:
Но тут, к моему удивлению, не успел я сделать какое-либо движение, как Дека придвинулся ко мне и накрыл мою руку своей. Делая это, он невольно съежился, потому что моя рука была уже не вполне человеческой: пальцы стали заметно короче, а ногти начали превращаться в кошачьи когти, способные втягиваться. И лишь усилием воли я пока не допускал появления шерсти. Дека, однако, не убирал ладошку и смотрел на меня с такой жалостью, какой я вообще не чаял увидеть на лице Арамери.
Вся магия, клубившаяся у меня внутри, разом замерла.
– Прости, – сказал он. – Сиэй, мы просим прощения.
С
– Я сказал не подумав. Ты же когда-то был здесь в рабстве. Мы об этом читали. И тебя принуждали изображать дружелюбие. Так ведь? – Он покосился на Шахар, до которой, судя по выражению ее лица, тоже постепенно доходило. Дека сказал ей: – Кто-то из прежних Арамери наказывал его, если он не был достаточно почтителен с ними. Мы не должны вести себя, как они!
Моя решимость немедленно расправиться с ним тотчас угасла, как задутая ветром свеча.
– Ты… ты не знал, – медленно и неохотно выговорил я. Мне пришлось постараться, чтобы перестать рычать и снова загнать голос в высокий мальчишеский регистр. – Конечно же, ты не хотел… того, о чем я было подумал.
Вот вам и привет из прошлого. С незаслуженными благословениями. Я вернул ногтям подобающий вид и уселся на пол, приглаживая волосы.
– Мы, вообще-то, думали, тебе понравится… – проговорил Дека таким убитым голосом, что меня окатило мимолетным стыдом за недавний гнев. – Я думал… то есть мы думали…
Идея насчет дружбы, конечно, принадлежала ему. Из них двоих мечтателем был именно он.
– Нам показалось, что мы и так уже почти подружились. Верно ведь? Ты вроде не возражал к нам сюда заглядывать. Мы и решили, что, если мы станем друзьями, ты поймешь: мы совсем не как те скверные Арамери, за которых ты нас принимаешь. Ты увидишь, что мы не какие-то злые и подлые, и тогда… – Он замялся, опустив взгляд. – Может, тогда бы ты к нам чаще заглядывал.
Дети никогда не могли мне врать. Это было одной из граней моей природы: соврать-то они могли, но я неизменно распознавал ложь. Так вот, ни Дека, ни его сестра не обманывали. Я, конечно, все равно им не верил. То есть не хотел верить. Я не доверял той части собственной души, которая была готова к ним потянуться. Слишком опасное это дело – доверять Арамери. Даже самым маленьким.
Тем не менее они имели в виду именно то, о чем говорили. Они действительно желали моей дружбы. И не из жадности, а просто от одиночества. Как же давно мне не предлагали подобного. Даже собственные родители…
Короче говоря, прельстить меня не трудней, чем любого ребенка.
Я опустил голову, меня трясло. Я скрестил на груди руки, чтобы они не заметили их дрожи.
– Ну… Ладно, короче. Если вы на самом деле хотите… в смысле, дружить… в общем… я, пожалуй, согласен.
Они прямо засияли и приблизились, ерзая на коленках.
– В самом деле? – спросил Дека.
Я передернул плечами, усиленно изображая беспечность,
– Мне это не повредит. Вы всего лишь смертные… – Докатился до побратимства со смертными. Я тряхнул головой и рассмеялся, спрашивая себя, почему меня так напугала подобная безделица. – Нож кто-нибудь захватил?
Шахар закатила глаза с царственным раздражением:
– Ты же можешь создать его.
– Боги благие, я лишь спросил…
Я воздел руку и сотворил нож. Точно такой же, как тот, которым она пырнула меня в прошлом году. Ее улыбка погасла, она слегка отпрянула при виде ножа, и я понял, что сделал не лучший выбор. Сомкнув ладонь на рукояти, я изменил нож. Когда я распрямил пальцы, в моей руке оказалось изящное изогнутое лезвие с рукояткой из лакированной стали. Шахар неоткуда было знать, но я сотворил точную копию ножа, который Чжаккарн сделала для Йейнэ, когда та жила в Небе.
Увидев изменившийся нож, Шахар успокоилась, и от благодарности на ее лице я сразу почувствовал себя лучше. Я был несправедлив к ней. В будущем я сильнее постараюсь, чтобы это исправить.
– Дружба может продлиться дольше, чем детство, – тихо сказал я, когда Шахар взяла нож. Она помедлила, с удивлением глядя на меня. – Так бывает. Если друзья продолжают доверять друг другу, взрослея и меняясь.
– Это же просто, – хихикнул Дека.
– Нет, – возразил я. – Непросто.
Он перестал улыбаться. Что касается Шахар… Было в ней какое-то врожденное понимание жизни. Пожалуй, начала уже соображать, что это вообще значит – быть Арамери. Ей недолго осталось быть моим другом.
Я протянул руку, коснулся ее щеки, и она моргнула. Но потом я улыбнулся, и она заулыбалась в ответ, на миг став застенчивой, словно Дека.
Вздохнув, я протянул им руки ладонями вверх:
– Что ж, валяйте.
Шахар взяла мою ближнюю руку и подняла было нож, но потом нахмурилась:
– Мне палец резать? Или ладонь?
– Палец, – сказал Дека. – Датеннэй говорил, так скрепляются клятвы на крови.
– Твой Датеннэй идиот, – отрезала Шахар с категоричностью старого спора.
– Ладонь, – сказал я. Не потому, что так было правильно, а просто чтобы прекратить перепалку.
– Так ведь кровь, наверное, вовсю потечет? И больно будет.
– В том и смысл. Что толку в клятве, если она тебе ничего не стоит?
Шахар поморщилась, но потом кивнула и приложила лезвие к моей коже. Ранка, которую она мне нанесла, была до того неглубокой, что скорее щипала, чем болела, а кровь и вовсе не потекла. Я рассмеялся:
– Режь как следует! Забыла? Я же не смертный!
Она недовольно посмотрела на меня, но потом резанула поперек ладони – быстро и действительно как следует. Я не обратил внимания на вспышку боли. Она больше позабавила меня. Рана порывалась тотчас закрыться, но я слегка сосредоточился, и кровь продолжила течь.
– Я тебя, а ты меня, – сказала Шахар, передавая нож брату.
Он принял нож, взял ее за руку и не стал ни медлить, ни сомневаться – весьма деловито порезал сестре ладонь. Она сжала зубы, но не вскрикнула. И он тоже промолчал, пока она пускала ему кровь.