Наследие. Трилогия
Шрифт:
– Да. Искренне соболезную об утрате бессмертия, господь Сиэй.
Вот же сука! Я нахмурился и сложил руки.
– Оно не утрачено, а лишь на время утеряно. И я по-прежнему бог, вне зависимости от того, умру ли я завтра или буду жить вечно.
Вывалив это, я с неудовольствием услышал собственный голос. Вот, значит, как: ее достать не сумел, зато сам заговорил капризно и зло. Получалось, она вертела мной как хотела, а я, дурак, ей позволил. Я отошел к окну и повернулся к ним спиной, скрывая раздражение.
– Да ладно вам, вставайте, – бросил я. – Терпеть не
Зашуршала ткань: дамы поднялись.
– Я Ремат Арамери, – представилась правительница. – И я лишь хотела приветствовать ваше возвращение в Небо. Разумеется, в качестве почетного гостя. Мы собираемся оказать вам любое мыслимое гостеприимство. Я уже дала задание писцам, наказав всему их корпусу провести исследование вашего нынешнего… состояния. Вероятно, мы, смертные, можем предложить очень немногое, до чего раньше нас не додумались бы боги. Но если нам удастся хоть что-то выяснить, мы, конечно, тотчас же вам сообщим.
– Конечно. Ведь если вы поймете, как это случилось со мной, то сможете проделать такое же с любым богом, который станет вам угрожать.
К моему удовольствию, она не стала этого отрицать.
– Я проявила бы беспечность как правительница, если бы не попыталась, господь Сиэй.
– Да-да, – согласился я и нахмурился: кое-что из сказанного привлекло мое внимание. – Вы сказали, всему корпусу писцов? В смысле, первому писцу с помощниками?
– Смертный мир успел измениться с тех пор, как вы последний раз проводили среди нас время, господь Сиэй. – Изящное выражение, превращавшее столетия моего рабства в подобие каникул. – Полагаю, вы понимаете, что отсутствие Энефадэ и вашей магии в немалой степени подорвало наши усилия по поддержанию порядка и благосостояния этого мира. Соответственно, возникла необходимость собрать под одной рукой всех писцов, выпускаемых «Литарией».
– Другими словами, у вас теперь целое войско писцов. Наряду с обычными вооруженными силами?
Я не очень-то обращал внимание на дела смертных со времени кончины Теврила, но помнил, что уже он начинал над этим работать.
– Сто тысяч легионов, – ответила она без улыбки. У меня успело создаться впечатление, что она вообще редко улыбалась. Однако в голосе прозвучал некий намек на иронию. – То есть о реальных ста тысячах речь, как вы понимаете, не идет. Просто так звучит убедительней.
– Да, конечно. – Я, оказывается, успел подзабыть, какой геморрой иметь дело с главами семьи Арамери. – Хорошо, так чего вы реально хотите? Что-то я немного сомневаюсь, что вы так уж рады моему появлению.
Она вновь не стала притворяться, и мне это понравилось.
– Я ни обрадована, ни огорчена, господь Сиэй. Однако не стану отрицать, что ваше присутствие действительно могло бы принести немалую пользу семье. – Тут она сделала паузу: наверное, хотела посмотреть, как я это приму. Я начал было гадать, что за пользу я мог бы принести Арамери, но почти сразу решил, что скоро и так это узнаю. – Имея это в виду, я уведомила Морад, управляющую нашим дворцом, что вы ни в чем не должны испытывать
– Это будет для меня честью и удовольствием, господь Сиэй, – тотчас отозвалась черноволосая женщина. – Мы могли бы начать с подбора вашего гардероба.
Я фыркнул: это меня позабавило. Она уже начала мне нравиться.
– Несомненно, – согласился я.
– Я также уведомила свою дочь Шахар, – продолжала Ремат, – что отныне вы составляете ее первейшую ответственность и заботу. Все время, что вам угодно будет провести в Небе, она обязана повиноваться вам, как повиновалась бы мне, и любой ценой обеспечивать вам покой и удобство.
Погодите-ка… Я нахмурился и уставился на Ремат. Выражение ее лица – вернее, нарочитое отсутствие оного – ясно свидетельствовало: она прекрасно понимала, что только что сделала. Ошарашенный взгляд стоявшей позади нее дочери лишь подтвердил это.
– Давайте-ка выясним, правильно ли я вас понял, – медленно проговорил я. – Вы, стало быть, отдаете мне свою дочь, чтобы я поступал с нею, как мне будет угодно? – Я покосился на Шахар, которой явно хотелось кое-кого задушить. – А если мне вдруг захочется убить ее?
– Я бы, естественно, предпочла, чтобы вы этого не делали, – с незыблемым спокойствием ответила Ремат. – Толковый наследник – это существенное вложение времени и сил. Однако она Арамери, господь Сиэй, а наше главнейшее предназначение нисколько не изменилось со времен Основательницы. Мы правим милостью богов и, соответственно, служим богам, чем только можем.
Шахар метнула в мою сторону такой беззащитный взгляд, какого я у нее и в детстве не видел. В нем читались и горечь предательства, и беспомощная ярость. Последнее напомнило мне ту Шахар, которую я знал когда-то. Вообще-то, все обстояло совсем не так ужасно, как она, похоже, думала: принесенная когда-то клятва означала, что ей не следует меня опасаться. Рассказывала ли она об этом Ремат? Если да, то рассчитывала ли Ремат, что детское обещание убережет ее дочь и наследницу?
Вряд ли. Зря ли я сто человеческих поколений жил среди Арамери? Я видел, как они растили детей, держа их в точно отмеренном небрежении; вот вам и причина, почему маленьким Шахар и Декарте было позволено безнадзорно бродить по дворцу. Взрослые считали, что Арамери, у которого хватило глупости погибнуть в детстве от несчастного случая, в правители не годился. И я множество раз видел, как главы семьи изыскивали способы испытать силу наследников – даже если в ходе испытания те утрачивали душу.
Но такое…
Кулаки сжались сами собой, и мне потребовалось серьезное усилие, чтобы не превратиться в кота. Это было бы слишком опасно, да и магию зря тратить не годится.
– Как ты смеешь! – Я это все-таки не проговорил, а скорее прорычал. – Ты меня держишь за смертного простака, обрадованного возможностью отыграться? Думаешь, мне нужно чье-то унижение, чтобы подтвердить свою значимость? Думаешь, я вроде тебя?
Ремат приподняла бровь:
– Если учесть, что смертные были созданы по образу и подобию богов, я считаю, что скорее уж мы вроде вас.