Наследие. Трилогия
Шрифт:
– Откуда ты узнала? – изумленно спросил я, когда Гимн высыпала бусины мне в ладонь.
– Узнала о чем? – Она смотрела на меня как на полоумного. – Я просто вспомнила тот старый стишок про тебя. Ну, как ты Солнце спер ради забавы. Вот я и подумала, что Солнцу планеты вроде нужны, разве не так?
Если сравнивать с моим утраченным планетарием, бусы представляли собой жалкое зрелище. Но если принять во внимание любовь, с которой они делались… Да они были попросту великолепны, роскошны! Гимн поспешно отвернулась, когда я прижал их к груди, а я еле сдержался,
Явившись в «Герб ночи», я застал Ахада в весьма странном расположении духа. День клонился к вечеру, дом вскоре должен был распахнуть двери для посетителей, и я рассчитывал найти Ахада в кабинете. К моему удивлению, он сидел на заднем крыльце и вместо обычной сигары задумчиво вертел в пальцах сорванный цветок. Судя по выражению его лица, размышления были не самые радостные.
– Хорошо, – только и сказал он в ответ, когда я поведал ему о своем переезде обратно в Небо, и что Арамери из итемпанов в одночасье заделались йейнианцами, и, наконец, о том, что вскорости где-то будет возведен новый дворец.
– Хорошо? И это все, что ты имеешь сказать?
– Да.
Я, не сходя с места, придумал с полдюжины гадостей и оскорблений, которые он, по идее, должен был вывалить мне вместо этого спокойного «да», и нахмурился. С ним определенно что-то было не так. Но не мог же я напрямую спросить, что случилось. Он бы только посмеялся над такой попыткой заботы.
Поэтому я прибег к иной тактике.
– Между прочим, они все от тебя, – сообщил я. – Шахар и Декарта. Твои внуки. Вернее, правнуки.
Это наконец-то привлекло его внимание. Он поднял на меня взгляд и нахмурился:
– Что?..
Я пожал плечами:
– Я так понимаю, прежде чем покинуть Небо, ты переспал с женой Теврила Арамери.
– Прежде чем покинуть Небо, я переспал с половиной тамошних обитательниц. При чем тут это?
Я уставился на него:
– Да ты и вправду не знал!
А я-то думал, все было частью какого-то далеко идущего плана. Нахмурившись, я упер руки в бедра.
– Кстати, за каким хреном ты вообще съехал из Неба? Последний раз, когда я тебя там видел, ты был на пороге принятия в Главную Семью и уверенно продвигался к избранию следующим главой. Проходит несчастная сотня лет, и ты заведуешь домом со шлюхами в самой убогой части города! Как так?
Он прищурился:
– Устал я от всего этого…
– Устал? От чего именно?
– Да от всего.
Ахад смотрел прочь, в сторону городского центра и чудовищно огромного, отовсюду видимого ствола Мирового Древа: косые лучи предвечернего солнца окутывали его зеленовато-коричневой тенью. В первой развилке гигантского ствола поблескивало перламутрово-белое пятнышко: Небо.
– Я устал от Арамери, – пояснил Ахад и снова уставился на цветок.
Тот был вполне обычным одуванчиком, одним из немногих цветов, выживающих в постоянных сумерках Тени. Похоже, он рос между камнями дорожки, что тянулась к заднему крыльцу дома. Я мог лишь гадать, чем скромный одуванчик привлек внимание Ахада.
– Чтобы упрочить свое главенство, Теврил
Ахад скривил губы.
Я медленно кивнул. Меня в этой истории удивило лишь то, как много времени ему понадобилось, чтобы понять.
– Примерно то же, что ты делал, пока мы были рабами.
Взгляд Ахада стал пристальным и опасным.
– Только с той разницей, что это был мой выбор. А это все в корне меняет.
– Да неужели? – Я прислонился к одной из колонн крыльца и сложил на груди руки. – В обоих случаях тебя использовали. Не вижу особой разницы.
Он промолчал. Это молчание, как и то, что в дальнейшем он оставил Небо, само по себе являлось ответом. Я вздохнул.
– Когда ты съезжал, жена Теврила, наверное, была беременна, – сказал я и пометил себе: по возвращении во дворец уточнить, что и когда происходило. Но реальной надобности в том не было. Дека был живым свидетельством его связи.
– У меня не может быть детей, – устало проговорил Ахад, и чувствовалось, что он не впервые повторял эти слова. Неужели так много женщин желало зачать от его горького и бессердечного семени? Невероятно!
– Раньше не могло. Пока у нас не было богини жизни и смерти, а ты представлял собой просто часть Нахи, его бледное дневное отражение. Потом появилась Йейнэ и наделила тебя целостностью. И вручила тебе дар, утраченный богами в момент смерти Энефы. Мы все вернули его себе, когда Йейнэ заняла место Энефы.
«Все, кроме меня», – мог бы я добавить, но не стал. Это ему и так известно.
Некоторое время Ахад в хмурой задумчивости созерцал висевший в пальцах цветок.
– Ребенок… – Он хмыкнул. – Ну и дела.
– Говорят, это был сын.
– Сын. – Мне показалось или в его голосе действительно прозвучало сожаление? Или некий оттенок безразличия, принятый мною за сожаление? – Пришел неведомым, а теперь его уже нет…
– Он был демоном, дурень ты этакий. И очень возможно, что Ремат, Шахар и Декарта – такие же демоны.
Сказав это, я задумался: насколько далеки от божественного первопредка должны быть его смертные потомки, чтобы их кровь перестала быть смертоносной? Шахар и Декарта были богами на одну восьмую, и их кровь меня не убила. Всего несколько поколений – и такая разница? Да неужели? Если это правда, значит мы сильно преувеличивали опасность, исходившую от демонов. С другой стороны, ни у одного бога еще не хватило глупости взять образец крови вероятного демона и испытать ее на себе.
Ахад снова хмыкнул. Теперь его негромкий смешок был отчетливо злодейским.