Наследие
Шрифт:
– Есть прицепить спецвагон! – ответил Пак на отличном китайском.
– В Ачинске его у вас примут. Ясно? – продолжил по-китайски Хэй Тао.
– Так точно, товарищ полковник, – ответил Пак.
Пак переключил балабол на будку паровоза:
– Стоп-машина!
Машинист остановил поезд.
– Подцепить спецвагон!
В будке машинист резко повернулся к старшему помощнику:
– Цепляют нам iron maiden, понял, а?
– Четырнадцатым?
– А то как! Суки! Там ещё тонн восемь!
– Вспотеем, Михалыч! – усмехнулся один из кочегаров.
– Придётся в Бикине заправляться, – осторожно пробормотал младший
– Трепанги ёбаные! – Машинист злобно сплюнул на жирный от нефти пол. – Каждый раз навесят в последний момент.
– Суки, ясное дело, – согласился старпом.
– Может, там парных ломтей подкинут? – пожал плечом младпом.
Дознавательный спецвагон, в народе именуемый iron maiden, а по-китайски – Ши-Хо [5] , быстро подогнали и подцепили к тринадцатому, последнему вагону транссибирского экспресса № 4. Этот вагон был серый, без окон, с большим красным стандартным номером 21, с тремя дверями, одна из которых – низкая, квадратная – была сзади, в торце вагона и предназначалась для выбрасывания трупов по ходу поезда.
5
Стиснутые зубы (кит.).
Машинист снова повернул мальчика. Паровоз пошёл. Два оркестра уже отыграли свои марши, трубачи вытряхивали слюну из мундштуков, и лишь упорный забайкальский, руководимый молодым и честолюбивым прапорщиком Терентьевым, всё дудел и дудел “Прощание славянки”. Терентьев яростно, как перед расстрелом, дирижировал. – Кувалда! – произнёс машинист, подводя пыхтящий паровоз ко второму семафору.
Прощальный ритуал, узаконенный Верховным Советом ДР, требовал исполнения. Возле семафора к бетонному столбу был привязан очередной враг дальневосточного народа. Голова его была выбрита. В этот раз это был полный остроносый молодой человек, чем-то похожий на снеговика из детских мультфильмов. Кочегар Жека, также бритоголовый, средних лет, с тяжёлым подбородком, глазами навыкат и вечно озабоченно полуоткрытым маленьким ртом, поднял кувалду, высунулся в дверь, размахнулся. “Снеговик” закричал по-заячьи пронзительно.
Кувалда обрушилась на его череп, кровь и мозг брызнули в стороны.
Семафор со щелчком дал зелёный свет.
Дверь закрыли, и машинист прибавил ходу.
– Поехали, – пробормотал Жека, поставил кувалду в угол и смахнул со щеки кусочек мозга.
Едва поезд тронулся и стал набирать ход, в спец-вагоне № 21 закипела работа. Делопроизводством в iron maiden руководили двое: есаул Гузь в форме ротмистра СБ ДР и капитан ГБ КНР Лю Жень Ши. Шестеро подручных из подземной тюрьмы на улице имени Ду Фу были разных национальностей: двое китайцев, трое алтайцев и белорус. Опыт работы у них был огромным. После Трёхлетней сибирской войны, охватившей просторы УР, РБ, АР [6] , империи Саха, часть Казахстана и саму ДР, шли многочисленные процессы по выявлению скрывающихся дезертиров, военных и государственных преступников, а между КНР, ДР и РБ был договор о совместных следственных действиях. Сразу после подписания шестистороннего мира на озере Иссык-Куль спец-вагоны стали активно применяться на восточносибирских железных дорогах. Ши-Хо цепляли к поездам, пополняя преступниками на остановках. Это ускорило очистительные процессы в измученных войною шести государствах
6
Алтайская Республика.
В решетчатой раколовке спецвагона сидели, прижавшись друг к дружке, задержанные. Это были люди разного пола, возраста и социального положения. Их объединяло одно: оцепенение в ожидании ужаса допроса. Это состояние делало людей совсем неподвижными, слипшимися в одну массу. Дознаватели называли их переваренными пельменями. Поэтому из клетки их приходилось выволакивать стальными крюками.
Первой вытащили семью, задержанную в Хабаровске: полного бородатого мужчину, его жену и двоих детей десяти и шести лет.
Есаул Гузь задавал всем один и тот же первый вопрос:
– Социальный статут?
Капитан Лю Жень Ши тоже озвучивал всегда один вопрос, по-китайски, по-русски и по-алтайски:
– Сопротивленец?
– Я свинками занимался на Ханко, ферма была, двести голов, поставлял свинину нашей доблестной армии, собачки были, валяли пояски из собачьей шерсти, всё на фронт, всё ради победы, чтоб радикулиту у солдатиков наших не завелось, патриот Дальнего Востока, в партии Хургала состоял, пока якуты не разогнали, – забормотал толстяк.
– Раздеть!
Подручные быстро содрали с толстяка одежду. На левом плече у толстяка был вытатуирован круг с полярным волком.
– Ты такой же фермер, как я банкир! – зло рассмеялся Гузь. – На дыбу. Горелку.
Не обращая внимания на оправдательные возгласы толстяка, его вздёрнули на дыбу. Он закричал. Завизжала его жена и заплакали дети. Толстяку стали поджаривать гениталии газовой горелкой. Он заревел медведем.
Гузь схватил жену толстяка за волосы:
– Сожжём муде твоему хряку, говори, кто он!
– Фермер, фермер, фермер!! – вопила жена.
– Парни, на тройные вилы её! – скомандовал есаул, швыряя женщину подручным.
И двух минут не прошло, как два белоруса и алтаец содрали с женщины одежду и стали насиловать.
– А вы смотрите глазёнками. – Гузь схватил воющих детей за шкирки и поднёс поближе. – Видите, что с вашей мамкой делают?
– Кто ваш отец? – повторял Лю с непроницаемым лицом. – Сопротивленец?
– Видеофаг… – прохныкал дрожащий от ужаса мальчик.
– Устами младенца, бля! – рассмеялся Гузь. – А говорил, фермер? Стоп, горелка, стоп, дыба.
Толстяка опустили на пол. Рухнув, он сжался на полу, выставив жирную спину. Жену его продолжали насиловать.
– Какой спутник? – спросил Гузь, пнув спину сапогом.
– Астра… 129… – простонал толстяк.
– Опять казахи, – покачал головой есаул. – Сколько же их внедрили, мать твою?!
– Много! – усмехнулся Лю, засветив голограмму протокола и быстро заполняя её.
– Сколько на нас и вас злобы накопили, а? – Есаул подписал протокол.
– На нас больше, – поправил Лю.
Голограмма исчезла.
– Всех на ломти! – приказал Гузь.
Толстяк завопил и забился на полу:
– Золото есть, господа, товарищи, ксяншенмен, семь кило, под Барнаулом в лесу закопано!!
– Мы бессребреники.
– Знаю, где жидкие комплекса залиты!!
– На хер нам сдались твои комплекса.
В руках у двух подручных возникли бластеры, сверкнули напряжённо гудящим бело-голубым пламенем. Лучи с громким треском разрезали тело толстяка на части. Подручные теми же крюками подцепили дымящиеся куски и забросили человечину в контейнер.