Наследие

Цыпленкова Юлия Валерьевна

Мотнув головой, Эрхольд отшатнулся от ложа и попятился назад, спеша покинуть опочивальню, пока Виалин не проснулась. Даже отравленный хмелем мозг понимал, что, поддавшись своим желаниям, он все испортит. Дархэйм хотел подготовить ее, внушить, что его доводы верны, чтобы сестра приняла их и не отвергла брата. Но покинуть опочивальню лорд не успел. Пятясь, он задел стул, и тот упал, оглушительно громыхнув.

Виалин вздрогнула, открыла глаза и испуганно воскликнула:

— Кто здесь?

— Всего лишь я, — ответил Эрхольд. — Спи, я не хотел тебя будить. Уже ухожу.

— Эрх, постой! — она вскочила

с кровати и бросилась к нему.

Глупая, она даже не понимал, что свет луны предательски падает на спину, открывая брату силуэт ее тела. Лорд отшатнулся от протянутых к нему рук, но так и не смог отвести от нее взгляда. Виалин откинула на спину черную прядь, скрывавшую правую грудь, Эрхольд гулко сглотнул.

— Эрх, прости, — жалобно произнесла сестра, — я бываю такой дурой. Эрх, я не хотела тебя обидеть. Пожалуйста… Почему ты не даешь мне подойти? Я обидела тебя. — Она оставила попытки обнять брата и окончательно сникла. — Я так сильно оскорбила тебя…

Судорожно вздохнув, Эрхольд подошел сам и обнял девушку. Ладони коснулись спины, скрытой лишь тонкой тканью, и внизу живота запульсировало от прилившей крови. Дархэйм зажмурился, стараясь не думать, что она прижимается к нему почти обнаженная.

— Прости меня, братец, — всхлипнула Виалин.

— Разве я могу на тебя сердиться? — собственный голос показался лорду глухим и безжизненным. — Ложись спать.

— Останься со мной, — попросила сестра, вскидывая голову и доверчиво глядя на него.

Эрхольд отвернулся, потому что его взгляд не желал смотреть в глаза девушки, он не отрывался от губ Виалин.

— Эрх, останься, — повторила она. — Помнишь, ты разрешал мне спать с тобой, когда я боялась грозы?

— Ты была маленькой, — Дархэйму пришлось откашляться, чтобы избавиться от хрипотцы. — Сейчас ты уже взрослая…

— Ну и что? — Виалин пожала плечами. — Братом и сестрой мы от этого быть не перестали.

— Матушке не понравится…

— Ты уйдешь через свой переход, никто не увидит. Ну, Эрх, останься, — девушка капризно надула губки. — Я даже не буду болтать. Помнишь, как ты ругал меня за то, что я не даю тебе спать и грозился прогнать к себе. А мне просто было страшно, и я не хотела бояться одна. — Она вцепилась ему в руку и заискивающе протянула: — Пожа-алуйста, братец.

— Хорошо, — сдался лорд, надеясь, что она быстро уснет, и тогда он вернется к себе, не совершив непоправимого.

Виалин радостно пискнула и вернулась в постель, натянув на себя одеяло. Эрхольд машинально поправил его, как делал это, когда Ви была совсем малышкой, поцеловал ее в щеку и уже собрался уйти, но девушка поймала брата за руку, укоризненно глядя на него.

— Ты обещал, — напомнила она.

— Что же ты творишь, глупая? — невесело усмехнулся Дархэйм, обошел широкое ложе и прилег с края поверх одеяла.

Виалин тут же перебралась к нему ближе, легла на плечо, уткнулась носом в шею и удовлетворенно вздохнула. Уже засыпая, она проворчала:

— Ты пьян, и я это увидела. Но поругаю тебя завтра. Я тебя люблю, братец.

— И я люблю тебя, Ви.

Она щекотно сопела Эрхольду в шею. Ладонь покоилась на его груди, и мужчина никак не мог перестать думать о ее горячем дыхании, и об узкой ладони, которую поглаживал кончиками пальцев, о плече, выглядывавшем

из-под одеяла, о волосах, разметавшихся по подушке, о ноге, тепло которой он ощущал через толщу одеяла. Эта ночь стала пыткой. Близость Виалин изводила, доводя почти до исступления, и только надежда на то, что все выйдет так, как он хочет, не давала Эрхольду сорваться… быстро.

Не выдержал, когда рука спящей Ви скользнула по его телу и остановилась близко от возбужденного естества, натянувшего ткань штанов. Эрхольд осторожно переложил спящую сестру на подушку и поднялся, чтобы откинуть в сторону одеяло. «Только взгляну еще раз, пока она спит», — успокоил себя лорд, присел рядом и замер, рассматривая Виалин.

— Совершенна, — прошептал Дархэйм.

Он склонился к самому лицу сестры, слушая ее мерное дыхание, закрыл глаза и почти коснулся губ своими губами, но заставил себя снова отодвинуться. Эрхольд твердил себе, что нужно укрыть Виалин, встать с кровати и уйти, не оглядываясь и не задерживаясь, что он должен бежать прочь, но ноги отказывались повиноваться, и лорд остался сидеть рядом. Он уперся локтями в колени, склонил голову на руки и сжал пальцы, собрав в кулаки волосы.

— Бездна, — простонал мужчина. — Бездна. Бездна.

Девушка что-то пробормотала во сне, хмыкнула и перевернулась на бок. Эрхольд замер, боясь, что разбудил ее, но Виалин все также крепко спала, и он расслабился. Обернулся, глядя на спину, огладил взглядом округлые ягодицы и не сдержался, осторожно провел ладонью по бедру сестры. Она осталась безучастна, и Дархэйм возблагодарил Богов за то, что сон юности крепок. Кусая губы, лорд снова развернул девушку на спину и навис сверху на вытянутых руках. Разум кричал, что нужно прекратить, нужно остановиться прямо сейчас и уйти. Но Эрхольд продолжал нависать над спящей сестрой, сражаясь со своими желаниями.

Наконец, отмер и осторожно убрал с лица черные пряди, снова сел рядом и потянулся к лямкам ночной сорочки. Бережно, опасаясь потревожить сон Виалин, Дархэйм опустил их и сдвинул ткань сорочки с груди.

— Безумие, — выдохнул Эрхольд, зажмурился до цветных кругов перед глазами, после открыл глаза и резко встал с кровати.

Но снова обернулся. Нужно было поправить сорочку, накрыть сестру одеялом, а после уйти. Да, именно так. Лорд опустил колено на кровать, нагнулся, и взгляд его снова уперся в грудь Виалин. Медленно, едва дыша, он склонился над ней, облизал разом пересохшие губы и… поцеловал. Сердце на мгновение остановилось, и дыхание сорвалось с губ хрипом. Ничего не произошло. Боги не спешили карать брата, посмевшего желать сестру, Бездна не распахнула свои врата, и совесть не язвила его за постыдный поступок.

Эрхольд опять навис над Виалин. Теперь он смотрел на нее более смело, словно она уже принадлежала ему. Все так же осторожно коснулся губ легким поцелуем, после опустился к груди, провел языком по соску и застонал едва слышно от острого возбуждения. «Остановись!» — кричал ему разум, но Эрхольд остался глух к его голосу. Уже не было сил сражаться с собой. Не было желания уходить от вожделенного тела. И единственная мысль, сумевшая пробиться сквозь пелену возбуждения, была: «Она возненавидит меня, если узнает, что я делаю». Это слегка отрезвило, и Эрхольд опустился рядом с девушкой.