Наследница Бабы-Яги
Шрифт:
Их архаичная речь, наполненная инверсиями и непонятными словами, цепляется покрепче репейника. Да и в целом, умом Навь не понять, аршином общим не измерить… У них что не традиция, то какая-то странность. Вот, например, та же карта. Витька сказал же — «карту откопаем». Это вовсе не речевой оборот оказался. Они действительно закапывают карты. Заворачивают в рами, ткань из крапивы, кладут в сундук — строго из ясеня, и закапывают на три сажени. А это, чтоб вы понимали, больше шести метров. В итоге они притащили мне сырую, потрёпанную и воняющую плесенью
На вопрос «зачем закапываете?» ответить не смогли. Мол, ещё деды так делали, и они будут.
Тут уже Алек со своим научным интересом влез. Не то чтобы я его приглашала, но он приковылял с самого утра как «плюс один» к Пете. Возражать не стала, среди нас Алек — самая светлая голова, что в прямом, что в переносном смысле.
Так вот влез, маятником каким-то над картой покрутил, восхитился и изрёк — карта колдовская, древняя. Таких сейчас и не найти даже, а вот — в бывшем Кукобое хранится, да ещё и в сносном состоянии.
— И в чём колдовство? — спросила, вглядываясь в уже не жёлтую — коричневую от старости бумагу. Хотя и не бумага это вовсе, скорее большой кусок эластичной коры.
— Карта-переменка, рисунок меняется ровно так, как меняются границы территорий. Вот тут, смотри, — Алек указал на карту. Присмотрелась. — Видишь, на границе леса словно дуга. За дугой — молодой лесок, новый. Со временем, думаю, дуга перестанет быть заметной, либо сдвинется вслед за молодыми побегами.
В общем, даже карта у них оказалась нечеловеческая.
О территориях договаривались, кажется, вечность, Кот по доброте душевной служил переводчиком с Навьего на Явий и наоборот. Выпроводила всех буквально пинками, даже чаю не предложила.
Петрушке предлагать не пришлось. Пока я навью делегацию провожала, он уже чайник поставил, и даже домовому вкусняшек в тарелку насобирал и возле холодильника поставил. Вот, помнит о маленьком помощнике, не то, что я.
Алек вышел, а когда я понадеялась, что не вернётся уже, вернулся — с пирожными. Чаепития в таком составе — я, Петя, Алек и Кот — стали со временем совершенной нормой. С меня — кипяток и пространство, с Кота мурчащее присутствие, с Мининых — всё остальное.
Пришло время готовиться к путешествию в Навь — мы изучили всё, что можно было, и закупились всем, чем только возможно. Напоминали эти сборы походные, только с особыми дополнениями. Пришлось даже пустить Алека в подвал, где он, тихо переговариваясь с неожиданно сведущим в артефакторских вопросах Черепом, выбирал нам необходимые в пути волшебные штучки.
Оставалось только Виту дождаться, а она задерживалась и в обещанное время приехать не смогла. Нам предстоял неблизкий путь, и неизвестно, сколько времени он займёт, а уходить, не поговорив с подругой, я не собиралась. Вот и сидели на чемоданах, точнее на рюкзаках и бездонной волшебной сумке, которую в зубах притащил нам Кот одним вечером.
Никто меня не упрекал в том, что мы задерживаемся, и это было неожиданно приятно. Буквально всех захватило ожидание приключений, но мужчины с терпением отнеслись к моему
Наконец, Незабудковы вернулись и тут же пригласили меня на турецкое чаепитие — последние пять дней они провели в Анталии и накупили умопомрачительное количество местных сладостей.
Объелась ими так, что язык щипало. Лицо болело от постоянных улыбок — рядом с Витой, дядей Олегом и тётей Алёной я чувствовала себя так спокойно и счастливо, как никогда и нигде.
В комнате Виты мы развалились поперёк кровати и просто лежали, переваривая.
— Всю жизнь бы так пролежала, — поделилась мыслями Вита.
— Согласна.
Потолок у неё красивый, вроде просто белёный, но с дополнительными выступающими деталями, подсвеченными неоновой лентой. Как-то, насмотревшись туториалов в интернете, мы попытались обклеить его ватой на манер облаков. Руками из нужного места Бог обделил нас обеих — ничего не вышло.
Улыбнулась, вспомнив эту историю и нас, психующих из-за прилипшей ко всем частям тела ваты. Мы её потом ещё неделю находили — в самых неожиданных места.
— Ну, что там у тебя? — Вита повернулась на бок и подпёрла голову согнутой в локте рукой. — Ты обещала историю.
— Обещала.
Вдруг стало тревожно. Этот разговор я не раз прокручивала в голове: в своих мечтаниях я уверенно и последовательно рассказала обо всём произошедшем, Вита не покрутила у виска и совершенно спокойно приняла новую истину. В реальности же язык прилип к нёбу, а глаза не желали оторваться от переливающегося неоном потолка.
— И? — Вита медленно подняла руку и ткнула мне в щёку длинным наманикюренным ноготком.
— М-м…
— Марь, не томи! — она оттолкнулась от кровати и села, скрестив ноги по-турецки. — Что бы ты мне ни рассказала, я поверю.
Посмотрела на неё долгим сомневающимся взглядом и вернула его к потолку. Вита словно чувствует, что я сейчас буду затирать самый настоящий бред.
— Помнишь сказки? Тридевятое царство, Бабу-Ягу, кота учёного? — я замолчала. Смотреть на Виту неловко — не хочется наблюдать скепсис на её кукольном лице. — У Яги ещё избушка на курьих ножках…
— Ты из меня дуру уж не делай, конечно, помню. Ещё про курочку Рябу заговори, — она фыркнула.
— Мой дом, он… Как бы тебе так сказать. Он очень странный, — я всё же посмотрела на Виту. Лицо её выражало внимательное ожидание. Вздохнула, села, в точности повторив её позу. — Очень, — повторила я, — странный. Настолько, что тебе, наверное, лучше увидеть, чем услышать.