Наследница Бабы-Яги
Шрифт:
— И что? Простое огниво и какая-то кукла могут вот такое? — я неопределенно провела рукой в воздухе.
— Кто сказал, что они простые? — Алек убрал пакет и уверенно вошёл в дом. Нет, ну что за дела? Он вроде на моей территории, можно отчитываться поподробнее? Или мне надо в Ковен запрос какой отправить? Мол, прикажите своему Алеку отчитываться от и до, и без загадок?
— Варя, не мельтеши, — бросил Витя побежавшей за Алеком зазнобе и сам вошёл в дом. Я следом.
— Он прав, — похлопала девушку по плечу. — Всё же ты родственница вероятной преступницы, лучше тебе пока притихнуть где-нибудь, —
— Она права, — зашёл за мной Петя и закрыл перед носом Варвары дверь.
— Зачем вы все зашли? — Алек даже не посмотрел на нас. В его приподнятой руке висел амулет, за которым он внимательно следил.
— Хотели понаблюдать.
— Ничего интересного не увидите.
— Это ты нас выгоняешь? — вскинула бровь.
— Да.
— Ладно, — развернулась и пошла к двери. Уродский урод, сдался он мне!
— Просто из-за вас фон волнуется, — добавил Алек что-то, похожее на оправдание. Но, конечно же, он не оправдывался.
Пока Алек обшаривал дом Степановны, мы с Петей помылись и переоделись в нормальную одежду. Иннокий, которого и правда заперли в собственном доме каким-то амулетом (его я забрала себе, пока Алек не прибрал), порывался напоить нас чаем, но я не рискнула соглашаться. Может, я и правда могу заговорить еду, но что-то не хочется экспериментировать.
Всех степановых приспешников согнали на площадь, перевязали и огородили загоном. Охраняли мои гуси и несколько местных.
— И что с ними делать? — спросила Иннокия. — В тюрьму сажать?
— У нас такого не водится, — покачал головой староста. — Вон, что не то — на площади держим, чтобы стыдно было.
— И этих тогда тоже — на площадь?
— Как распорядитесь, госпожа ведьма, послушаемся.
Ну, тюрьмы у них нет. Преступлений как таковых тоже не выявлено, так — вандализм и шовинизм. Тут — исправительная беседа и испытательный срок. Иннокий говорит, уже давно «большой закон» не нарушается, так — пьяные драки в переулках или мелкая кража у соседа.
— Значит, так, — подошла к заключённым и посмотрела главным образом на Степановну, как зачинщицу. Ещё неизвестно, что Алек у неё в берлоге найдёт и какой приговор вынесет. Так уж и быть — тётку я ему оставлю, остальные же — в моей компетенции. — Будем вашими методами работать. Посидите на площади дней, м-м… десять? О, по глазам вижу — пятнадцать. Ладно, будет пятнадцать. В туалет по расписанию, — гаденько улыбнулась. — Поесть… Это не я решать буду, а ваши соседи. Чего это кривитесь? Не верите в соседское милосердие? Так им нагадить успели? Ну-ну, сами виноваты.
— Ну посидят они тут, а дальше что? — Витя почесал бородатый подбородок. — Кто их знает, за старое же возьмутся…
— Да пусть попробуют, — фыркнула. — Все побрякушки мы конфискуем, а без них что они сделать могут? Правильно, ничего, — Степановна задёргалась. — А всё же вещь эта немота, да? Точно бы сейчас словарный запас пополнили, а вот нет — ни слова сказать не может, прямо как рыба. Ап-ап ртом — и тишина. Ну, что там дальше? Ах, да! Вас, Любовь Степановна, вероятно, будет судить инквизиция. Кажется, ваши волшебные помощники — редкостные редкости, у Ковена на пересчёт… — она снова замычала. Может, важное чего сказать хочет? Хотя сомневаюсь. — Что там ещё… Да, точно.
Все, кроме Степановны, закивали. Эту только могила исправит.
— Всё что было — нашёл, — к нам подошёл Алек. — Клетки в погребе, там штук десять, надо будет вытащить. Пройдусь ещё по домам, вдруг спрятано у кого.
— Людей только не пугай.
— Кто невиновен пугаться не будет.
— Ну-ну…
— Иннокий, вас заперли? — проигнорировал меня Алек.
— Да! Ужасти! В погребе! Там духу нема, свету нема, туалету — нема…
— Понял-понял, — Алек поморщился. — Чем дверь удерживали?
— Побрякушкою, госпожа Яга забрала, — тут же отчитался Иннокий. Я сделала вид, что не слышу их.
— Морена?
— А?
— Что за побрякушка?
— Не отдам! — тут же сказала.
— В смысле?
— В прямом. Моя!
— Морена, что за детский сад? — глянула на Алека, он, без шуток, улыбался. Так снисходительно, словно и правда с детсадовцем разговаривал. Вот же!..
— А ты мне те, что у Степановны были — отдашь?
— Нет.
— Вот и весь разговор.
— Господи, — Алек тяжело вздохнул. — Дай хоть посмотреть, я запишу в отчёт.
Нехотя вытащила деревянный медальон с вырезанной на нём «Х», вокруг которой извивались две линии, похожие на ДНК.
Алек, показательно приподняв руки, чтобы я их видела, наклонился к амулету и внимательно рассмотрел. Прислушался.
— Что ты всё время слушаешь? Разве есть какой-то звук?
— Есть, — просто сказал он. — Визуально можно получить только часть информации. Красный по рёберной части обычно на дереве типа ольхи или ясеня, то есть амулет длительного действия, две линии говорят о предполагаемой мощности, но только по звуку можно определить активирован амулет, или нет, его состояние сейчас, сколько всего Силы, как давно был использован… Много чего.
Приложила амулет к уху. Тишина. С непониманием посмотрел на Алека. Он улыбнулся и насмешливо растрепал мои волосы.
— Такому годы учиться надо.
— Можно было и без этого, — пригладила подсохшие вычесанные кудри.
— Сейчас я обойду деревню и вернусь к вам. Потом — домой.
— В седьмом и двенадцатом доме что-то имеется, вашинское, — рядом вдруг оказался Кот.
— «Вашинское»? — переспросила.
— Ихненское, — Кот указал лапкой на Алека.
— Что «ихненское»?
Мне не ответили.
— Только там?
— Хочешь — перепроверь.
— Не буду, — Алек поморщился. — Покажи эти дома, будь добр.
— Что за вежливость с низкой нечистью? — ехидно спросил Кот. Он уже пошёл к нужному дому. Алек за ним.
— Я разве когда-то был груб?
— Нет, но и вежлив не был.
— Логика у тебя…
Дальше я их не слышала, только поражалась. Кот сам решил помочь Алеку — добровольно! Вот это да! Хотя, конечно, всем уже домой хочется, в наших же интересах, чтобы Алек поскорее закончил свой обход.