Наследница Драконьего перевала
Шрифт:
Ко мне тут же бросается Молли, бормоча нелестные слова в адрес доктора Вейна.
– Что со мной? – говорю вроде бы нормально, но из горла выходит какой-то прокуренный сиплый голос.
Усталость неимоверная. Я не могу даже руку поднять. С огромным трудом поднимаю веки.
– Вы истощили свой магический резерв, – обыденно, словно о том, что я порвала платье, произносит доктор.
– Мне снилось странное, – выдавливаю я из себя.
– Скорее всего, это был не сон, а действие магии, –
Вот, значит, как. Всё же магия. А я так надеялась, что просто потеряла сознание из-за шишки на голове.
Тогда вопрос к Молли, а такой ли слабый дар был у Катрионы? Я далека от всего магического, но даже я понимаю, что тут сильное магическое воздействие.
– Я думаю, что милорд тоже имеет магический дар и, соединившись, ваши магии, дали вот такой результат, – рассуждает вслух доктор Вейн.
– Раздери меня горгулья, вы правы, доктор, – впервые с того момента, как я увидела милорда в замке, он заговорил. – У меня, естественно, тоже есть магия, и я даже умею ею пользоваться.
Голос у него уже достаточно бодренький в отличие от меня. Высосал, вампирёныш, мою магию, и стало лучше.
– Раз шутите, значит, выздоравливаете, – ободряет его доктор.
Только мне кажется, что он не нуждается в ободрении. Райтон такой самодостаточный, что даже оторопь берёт.
– Какая у вас магия? – сиплю я, как хронический курильщик, а Молли подаёт мне кубок с каким-то питьём. Я делаю глоток и наслаждаюсь. Он похож на горячий глинтвейн со специями. Как же хорошо и мне, и горлу.
– Очень древняя магия, – спокойно говорит он, как о чём-то само собой разумеющемся, – такой уже нет в вашем мире.
Стоп, что значит «в вашем»? А его какой тогда? Что за оговорка такая странная? Прав был сосед, видимо, непростой гость у нас. Но будь я проклята, если позволю Мэтью Макинтайру украсть моё приключение.
Я, может, всю жизнь мечтала оказаться в центре загадочных событий и раскрыть какую-нибудь тайну. Моё время пришло, тайна прямо у меня под носом.
– Что значит – в вашем мире? – кое-как выдавливаю я из себя вопрос, иначе потом открестится от своих же слов.
Недаром мне говорил начальник, что я, как прокурор, сразу «за язык хватаю» и начинаю разматывать.
– То и значит, я плохо говорю и понимаю ваш язык, – как я и предполагала, милорд уже забирает свои слова обратно, придумывая нелепые отмазки, – наверное, напутал, я из другой страны.
– Для человека, который впервые в Лорингии, вы слишком хорошо говорите на нашем языке, – отвечает ему доктор, полностью поддерживая меня в подозрениях.
Глава 10
Райтон Аргенте остаётся невозмутимым, будто это и не его поймали
– У меня врождённые способности к языкам, – говорит он как ни в чём не бывало, – очень лестно, что уроженцы Лорингии не заметили, что я не местный.
Доктор не спускает с него настороженного взгляда, да и я уверена, что он лжёт. Ещё и какая-то древняя магия у него. Вот что-то подсказывает мне, что докопаться до истины будет нелегко.
Внезапно меня скручивает такая боль, что я боюсь даже дышать. Словно кто-то режет изнутри ножом. Ковыряет дырочки в спине. Больше не могу сдерживаться, издаю сдержанный стон.
Доктор кидается меня осматривать, но где бы он ни прикасался больно. Адски больно.
– У вас, наверное, палец сломан, доктор, – пытаюсь шутить я и снова скрючиваюсь от боли.
Доктор Вейн не понимает современного юмора. Он молча качает головой.
Изнутри поднимается тошнота, режет в правом боку. Пытаюсь перевернуться, но боль мигрирует за мной в живот.
Да, что это такое? Я сдерживаю рвоту. К счастью, Райтон понимает, что мне нужно:
– Срочно принесите хозяйке таз, её тошнит.
Молли кидается выполнять приказание, а доктор подозрительно смотрит на раненого.
– Я смотрю, вам уже лучше? – спрашивает он.
– Да, намного лучше, но всё же присутствует сильная слабость, – говорит он, – я вряд ли смогу встать на ноги в ближайшую неделю.
Я плохо слышу их голоса. Боль добирается и головы. Я перестаю соображать, что же всё-таки творится вокруг. Тело ломает, костей будто нет, а вместо них вата. Пытаюсь подняться, чтобы сесть, как «удары кинжалов» вонзаются в живот и опоясывают нижнюю часть тела.
Не в силах совладать с болью, падаю обратно на диван. Сворачиваюсь в позе эмбриона, вроде не так больно.
Слышу, как хлопает дверь и обеспокоенный голос Молли:
– Да, что за напасть такая, хозяйка всегда была здоровенькой, а тут как её скрутило.
Тошнота выворачивает мои внутренности, к счастью, Молли успевает подставить таз, и меня выворачивает наизнанку.
Горло саднит, глаза болят. Мне легче сказать, где не болит, чем где болит. Потому что не болят у меня только зубы.
Тело сотрясает, словно в лихорадке. Мне то невыносимо жарко, то зубы стучат от холода.
– Доктор, скажите, что с ней, – плача спрашивает Молли.
– Я не знаю, – виноватым голосом говорит доктор.
Молли всхлипывает, громко некрасиво рыдая. Как же я благодарна за эти слёзы сострадания. Но сказать ничего не могу, язык не слушается.
– Она выживет? – страдальческим тоном спрашивает Молли.
– Ничего не могу сказать. Я не знаю, что с ней, – всё так же виновато говорит доктор.