Наследница дворянского гнезда
Шрифт:
– А сколько это будет стоить? Понимаете, для того, чтобы бегать по судам, мне, может быть, придется уволиться с работы. Оплата должна не просто компенсировать расходы, но и несколько перекрыть их: кто знает, как быстро я найду работу после выполнения этого поручения?
– Можете взять отпуск за свой счет, – торговался Петр Алексеевич.
– Подобные дела тянутся годами, – парировала я.
– Да, наверное, я переоценил ваши возможности, – с сожалением протянул он, – а так хотелось, чтобы Машеньке помог человек юридически грамотный, формально не заинтересованный в исходе дела и такой симпатичный, как вы. Ну что же, не все наши пожелания исполняются. Обойдемся своими силами. Но хоть первое-то
Высокопарно, отметила я про себя, и неискренне. Находить слова утешения – как раз привилегия людей более мудрого возраста. А еще мне показалось, что Петр Алексеевич как-то уж больно быстро и легко принял мой отказ. Словно очень надеялся на то, что я не буду лезть не в свое дело. Впрочем, может быть, мне это только казалось.
– Я привезу Марту через полчаса, – решила я.
– А она точно отдохнула? Может быть, сегодня ей лучше переночевать в гостинице?
Ну уж нет, решила я, сегодня мы будем ночевать в родовом гнезде. И ночевать будем вместе. Петр Алексеевич опять легко согласился с моим решением, задним числом оговорился, что вообще-то зашел полить цветочки, и поставил перед фактом, что дождется нас в квартире друга. Выгонять его из дома у меня не было полномочий, поэтому пришлось согласиться с его пребыванием в доме Лепнина на какое-то время, хотя мне этого очень не хотелось. Чего я боялась? Скорее всего, того, что он найдет что-то не предназначенное для чужих глаз, то же завещание, наконец. Почему-то мне хотелось, чтобы наследство деда досталось его единственной внучке, немного бестолковой и запоздало-сентиментальной Марте Марсвин или, в русском варианте, Машеньке Лепниной. А друг ей или враг Петр Алексеевич Норбеков, я пока не разобралась.
Ну, с мачехой все понятно. А как называть внучке новую жену своего деда? Известие о том, что ее престарелый родственник женился на молодой, казалось, ничуть не огорчило Марту. Вот что значит европейский менталитет.
– Я и не думала о наследстве, – несколько небрежно бросила она через плечо, собирая волосы в хвостик перед зеркалом, – среди нас, эмигрантов, никогда не ходили легенды о свалившемся после смерти российского родственника богатстве. Мечты о подобном – ваша привилегия.
Сейчас, когда она справилась с растерянностью, накатившей на нее после приезда на историческую родину, девушка уже не казалась мне такой уж беззащитной и неприспособленной к жизни. Скорее всего, ее выбили из колеи нахлынувшие эмоции, несоответствие желаемого и действительного, особенности русской провинции. Адаптировалась она быстро.
– Понимаешь, Полина, – откровенничала Марта, – мама смогла обеспечить мне довольно-таки сносный достаток. Запросы у меня небольшие, и все их я легко могу удовлетворить. И приехала я сюда, скорее, из желания избавиться от комплекса вины перед дедом. Я давно собиралась навестить его, а за суетой все откладывала и откладывала. Он был здоров физически, никогда не жаловался на сердце. Да и лет ему было не так уж и много, по определенным меркам – самый расцвет. Многие мужчины в этом возрасте еще и детей заводят, и ничего, здоровые и красивые дети получаются. Поэтому я и обрадовалась, что у него новая молодая жена. Кстати, ты не в курсе, с тетушкой или дядей в подгузниках мне знакомиться не придется?
– Не думаю, – ответила я. – Ирина молодая, конечно, относительно твоего деда, но вряд ли решит рожать в сорок лет.
– А жаль, – уронила девушка, – хотелось бы сохранить фамилию. Знаешь, ведь мой дед принадлежал к старинному дворянскому роду. В нашей семье об этом стали говорить не так давно, несколько десятилетий тщательно
– Интересно, – уронила я, не особенно, впрочем, удивившись.
В наше время многие пытаются раскопать свою родословную. Сколько еще неизвестных отпрысков великих русских фамилий живут и не знают, что их пращуры приседали в поклоне перед императрицей или вершили судьбу государства Российского.
Разговор продолжили уже в машине. Ободренная тем, что Марта адекватно отреагировала на новость о новой родственнице, я выложила перед ней свои соображения и по поводу возни вокруг похорон ее деда. Если исчезновение Ирины Волковой можно было оправдать желанием вдовы унести свое горе подальше от чужих глаз, то путаница с телеграммой не казалась такой уж естественной.
– Если ты считаешь, что я зря мучу воду, скажи. Я только лишь изложила тебе свои соображения.
– Мне надо подумать, – благоразумно ответила Марта.
На этом разговор пришлось закончить, мы подъехали к дому Лепнина. Я напомнила Марте, что при посторонних я – Элеонора, и надавила на кнопку звонка. Петр Алексеевич так же трогательно, как часом ранее меня, прижал к груди Марту, по-хозяйски залез в холодильник, достал немудреную закуску и бутылку водки:
– Помянуть надо. А потом я расскажу тебе о последних днях жизни деда. Они были светлыми и безмятежными, ничто не говорило о том, что скоро его не станет. Да и умер мой друг во сне.
Я почувствовала себя лишней. Собственно, легкомысленно взятые на себя обязательства я выполнила, нашла великолепного гида по последним годам жизни Матвея Лепнина. Он Марту и на кладбище проводит, и на вопросы ее ответит. А если этого ей будет мало, она всегда сможет меня найти. Я посмотрела на мирно сидящих рука об руку Марту и Петра Норбекова и испытала минутную досаду за свое вмешательство в дела этих совершенно посторонних мне людей. И чего мне спокойно на месте не сидится?
Домой я возвращалась с видом нашкодившего щенка. Дежа-вю: когда-то со мной подобное уже было. Еще живы были родители, я прогуляла музыкальную школу. Знала, что соврать не смогу, и шла домой, как разведчик, проваливший явку. С одной стороны, распирает гордость за собственную храбрость и проявление характера, с другой – понимаю, что кругом неправа. Ругать меня не будут, но мама расстроится, папа с осуждением покачает головой, дед презрительно фыркнет. Как много я отдала бы за то, чтобы сегодня не только Ариша отчитал меня за прогулянные смотрины!
Я нажала на педаль газа: почему-то остро и немедленно захотелось увидеть деда. А ведь он старше, чем Матвей Лепнин. И за сердце часто хватается. Обычно я воспринимаю это как позерство, элемент давления на меня, непокорную. А если… Я похолодела. Кроме Ариши, у меня не было никого, если не считать верную подругу Алину. Но дружба – это другое.
– Прости, дедулечка, – повисла я на шее у деда, – я так тебя люблю! У меня действительно было очень важное дело, я никак не могла освободиться раньше.
Ариша с подозрением посмотрел в мои умоляющие глаза:
– Я и не ждал, что ты придешь вовремя, дорогая. Почти тридцать лет твоим воспитанием занимаюсь. Поэтому попросил отложить визит. Только не думай, что я и дальше позволю тебе растрачивать вхолостую драгоценную молодость. Визит Зосимовых никто не отменял, я просто перенес его на более удобное время.
– Зосимовы так Зосимовы, – пошла на компромисс я.
В конце концов, ради любимого Ариши можно вечерок поиграть роль старой девы на выданье. Смогла же превратить пушкинская Лиза смотрины в полное безобразие, смогу и я. Неужели я не сумею сделать так, что перспективный жених будет счастлив навсегда отказаться от моего общества? Да легко! Гораздо легче, чем влюбить в себя кого-то.