Наследница Каменной пустоши
Шрифт:
«Между нами тает лед, – не желая грузиться своим абсурдным настоящим, громко запела я. – Пусть теперь нас никто не найдет». Ага. Никто и не найдет. Только не нас, а меня. Как вступила в права наследства, так и пропала почти для всех друзей. Кроме Людки Скрябиной никто не знает, где я. И за это нужно поблагодарить незабвенную Леокадию Серафимовну, царствие ей небесное, или где она там. Тетушка, конечно, была со странностями, но я никогда не думала, что настолько.
Монстр в юбке. Или, как любил говаривать Аркадий Леонтьевич, ведьма сушеная. Правда, я так и не смогла понять, ругательство это было
В голове снова зазвучал голос нотариуса: «Возлагаю на наследницу обязанность постоянного проживания в завещанном ей доме, при условии, что в течение трех месяцев со дня моей смерти, она ни разу не покинет пределов усадьбы и ни в чем не изменит ее обстановку. Также наследнице вменяется в обязанность ухаживать за прилегающей к особняку территорией…»
Там еще двадцать пунктов имелись. Не менее странных. Помню, в момент оглашения завещания не смогла удержаться от смешка, дослушав непонятные условия. Короче, тетя Лека постаралась максимально усложнить жизнь наследницы, то бишь меня. Ну, а я что? С последней работы как раз уволили, с квартиры хозяйка попросила, деньги почти закончились – почему бы и не ввязаться в очередную авантюру? А в том, что это наследство – та еще головная боль, я ни тогда, ни сейчас не сомневалась. Вернее, сейчас я знала это доподлинно.
– Между нами тает лед, – слова старого хита сами срывались с моих губ. – Пусть теперь нас никто не найдет…
Длинный узкий коридор привел меня на кухню.
Окинув взглядом огромную территорию, решительно бухнула на плиту чайник, распахнула дверцу холодильника, достала нужные продукты, и вскоре на сковородке уже аппетитно шкворчала яичница, а в тостере подрумянивались ломтики хлеба. Тэк-с. Пузатый фарфоровый заварник занял свое место в центре стола. Все. Можно было приступать к трапезе.
Я размешала в чашке сахар и усмехнулась.
Ох, Лерка, вот и стала ты «мещанкой во дворянстве»! Сидишь, чаи из английского сервиза распиваешь. А ведь еще недавно из щербатой кружки чаевничала. Мысль о превратностях судьбы заставила меня философски вздохнуть, хотя размышления о жизни – не мой конек. Совсем не мой. Я больше человек действия. Ну, в том смысле, что я сначала делаю, а уже потом думаю. Но сейчас, на кухне тетушкиного дома, в окружении миленького бело-розового сервиза и трепещущих на ветру кружевных занавесок, непривычные мысли сами собой появились в моей бедовой голове. А что, если я стану такой же, как Леокадия Серафимовна? Властной, категоричной, странной? Вот поживу в этом сумасшедшем доме и заражусь непонятным безумием. Начну третировать соседей, друзей, родственников. Распоряжаться их судьбами. Доставать придирками и нравоучениями. А что? Денег у меня теперь столько, что могу позволить себе любой каприз. Да, кстати, а не пора ли уже хоть что-нибудь себе позволить?
Я придвинула планшет.
Так. Доставку продуктов заказала, кроссовки для бега выписала, может, посмотреть что-нибудь из одежды? Что мне нужно? Новый спортивный костюм? Джинсы? Теплый свитер? Или
Стоп. А это еще что? Мне показалось, что в комнате надо мной раздались шаги.
Я поставила чашку на блюдце. Да не-е-т. Все тихо. Послышалось.
Ага, вот так и бывает – сначала шаги, потом голоса, а там и до нового имени недалеко, типа Екатерины Великой или Мэрилин Монро. И – в больничку. К Наполеонам, Гитлерам, Энштейнам и прочим выдающимся личностям.
Усмехнувшись, сдула со лба отросшую челку и покачала головой. «Пей чай, Лерок, – посоветовала себе. – Наслаждайся буржуйской жизнью».
Отхлебнув глоток, протянула руку, собираясь взять баранку, и неожиданно замерла, так и не дотянувшись до плетеной корзинки. Из тетушкиного кабинета донеслось чье-то покашливание.
А вот это уже интересно. В последние два месяца мне постоянно мерещатся какие-то звуки, но так отчетливо – впервые.
– Кто здесь? – крикнула на всякий случай.
Ответа, разумеется, не было.
«Глюки все это, Лерка, – убежденно сказала себе. – Сидишь тут в одиночестве, вот и лезут в голову разные глупости».
В комнате опять кто-то раскашлялся.
Нет, это уже слишком!
Я вышла из кухни, бесшумно прокралась по коридору к массивной дубовой двери и прислушалась. В доме было тихо. Ни тебе кашля, ни прочих шумов. Как я и думала, просто показалось.
Не успела облегченно выдохнуть, как в комнате снова раздались голоса. Вернее, один, но какой!
– Григорий, хватит сопеть! – недовольно произнес он, и я с изумлением узнала собственную тетушку, незабвенную госпожу Сумарокову.
– Простите, Леокадия Серафимовна, – раздался в ответ робкий, извиняющийся тенорок.
– Ну, что тебе опять не нравится? Лерка, конечно, стервь первостатейная, но хоть с характером, не то что эта размазня Галочка, – хмыкнула старушка.
Ого! Это про меня, что ли? Ну, спасибо, тетя Лека. Приятно узнать, какого лестного вы обо мне мнения!
– Что молчишь? Думаешь, я не права?
– Что вы, Леокадия Серафимовна? Вы всегда правы.
Мне показалось, или это был сарказм?
– То-то же, – наставительно произнесла тетушка, не заметив иронии собственного собеседника. – Пиши. Все движимое и недвижимое имущество завещаю своей племяннице, Валерии Павловне Оболенцевой. Написал?
– Валерии Павловне Оболенцевой, – повторил тенорок и добавил: – Написал, Леокадия Серафимовна.
– На, вот, возьми. Тут копии документов на дом и на землю. Зайди в контору к Циленскому и передай, что я жду его сегодня к пяти.
В комнате что-то звякнуло, загрохотало, и я очнулась от ступора. Я что, правда это слышу?! Встряхнув головой, рывком распахнула дверь и изумленно застыла на пороге. За изящным дамским бюро сидела Леокадия Серафимовна, собственной персоной, и строчила что-то гусиным пером в толстой, древней на вид тетради.
Рядом переминался с ноги на ногу невысокий человечек с грустным выражением маленького морщинистого личика и с тонкими цепкими ручками.
– Григорий, ты чего стоишь? – не поднимая глаз от писанины, спросила тетушка. – Иди уже, пока контору не закрыли.