Наследница огня
Шрифт:
Но она не могла спать. В белом замке, где у них были просторные покои, ей спалось хуже, чем в загородном доме. Дверь родительской спальни была приоткрыта, и она слышала, о чем они говорят. Они беседовали тихо, но ее острый слух ловил каждое слово.
– Не знаю, Эвалина, чего ты ждешь от меня, – сказал отец.
Она слышала, как он ворочается на громадной кровати, на которой мама ее родила.
– Что было, то было.
– Скажи им, что слухи преувеличены, что библиотекари из-за пустяка подняли шум, – прошептала мама. – Можно самим распустить слух. Сказать, что виновата совсем
– Это все из-за Маэвы?
– Это все из-за того, что нашу девочку не оставят в покое. Пойми, Роэс, это не пустые страхи. Всю ее жизнь Маэва и другие будут охотиться за нею. Им нужна ее сила.
– Думаешь, ради этого нам стоит согласиться с ученым дурачьем и закрыть ей доступ в библиотеку? Скажи, почему наша дочь так безумно любит читать?
– Чтение здесь ни при чем.
– И все-таки?
Мать молчала.
– Ей уже восемь лет, – сердитым шепотом продолжал отец. – Недавно она мне призналась, что ее самые лучшие друзья – герои книг.
– У нее есть Эдион.
– У нее есть Эдион, поскольку он – единственный ребенок в замке, кто не каменеет при ее появлении и кого не увезли от греха подальше. Эвалина, мы до сих пор всерьез не занимались ни ее воспитанием, ни образованием. Ей нужно учиться. Ей нужны друзья и подруги. Без этого она превратится в маленькую необузданную дикарку, которую все боятся.
Стало тихо. Потом из угла ее спальни донеслось сопение.
– Я не ребенок, – обиженно прошептал Эдион, сидевший на стуле.
Он проскользнул сюда почти сразу, как ушли родители. Он всегда приходил поговорить с нею, если она была чем-то огорчена.
– И чего плохого в том, что я – твой единственный друг?
– Тише ты! – шикнула на него она.
Лишенный способности превращаться, Эдион тем не менее обладал на редкость острым слухом. Он слышал даже лучше, чем она. Да, тринадцатилетний Эдион был ее единственным другом. Ей нравился королевский двор. Большинство придворных баловали ее и потакали ее желаниям. Но другие дети, жившие в замке, держались от нее подальше, невзирая на все увещевания родителей. «Как собаки, чующие опасность», – думала она. Они не столько понимали, сколько чувствовали: она – другая.
– Пять лет в ее возрасте – большая разница, – продолжал отец. – Может, все-таки стоит отправить ее в школу? Каол и Маурина всерьез думают на будущий год послать Элиду учиться.
– Никаких школ. И уж тем более никакой так называемой школы магии. Во-первых, это слишком близко к границе, а во-вторых, мы не знаем, что затевает Адарлан.
Эдион выдохнул и уперся ногами в основание ее кровати. Его узкое лицо было повернуто в сторону двери. Он сидел, по-взрослому нахмурившись. Их обоих насторожило возможное расставание. Что угодно, только не это. Как-то сын одного придворного попробовал дразнить Эдиона: дескать, увезут твою красавицу. Эдион отколотил мальчишку до беспамятства, за что потом был вынужден целый месяц убирать конский навоз.
Отец вздохнул:
– Эвалина, не сердись, но все это не облегчает жизнь ни нам, ни ей.
Мать молчала. Потом они услышали шелест простыней и ее слова:
– Сама знаю.
Родители продолжали говорить, но теперь они
Эдион снова засопел. Его глаза (у них были одинаковые глаза) сверкали в темноте.
– Не понимаю, из-за чего столько шума? Подумаешь, сожгла несколько книжек. Так этим библиотекарям и надо. Когда мы с тобой подрастем, мы вообще сожжем дотла всю их библиотеку.
Она знала: Эдион не шутит. Если бы она попросила, он бы сжег и библиотеку, и город, и весь мир. Узы, связывавшие двоюродных брата и сестру, были не только кровными. Сюда примешивалось что-то еще, чего она не понимала. Но Эдион значил в ее жизни столько же, сколько родители, а в чем-то ее привязанность к нему была даже сильнее.
Она не ответила, но не потому, что ей было нечего сказать. Дверь скрипнула. Эдион не успел спрятаться. В спальню вошли ее родители.
Мама молча встала, скрестив руки на груди. Отец негромко рассмеялся. Неяркий свет из коридора очерчивал его силуэт.
– Как всегда, – произнес отец, освобождая проход для Эдиона. – По-моему, тебе давным-давно пора спать. Ты помнишь, что завтра у тебя с утра занятия с Кавином? Сегодня ты опоздал на пять минут. Два опоздания подряд – и неделя работы в конюшне тебе обеспечена.
Эдион молнией выскочил из спальни. Притворяться спящей было бесполезно.
– Не хочу я ехать ни в какую школу, – сказала она.
Отец подошел к кровати. Эдион во всем подражал ее отцу, мечтая со временем стать таким же. Ее отца называли принцем-воином. Он имел все шансы занять трон. Но хотел ли он этого? Иногда ее охватывали сильные сомнения, особенно когда отец увозил ее в Оленьи горы или когда они бродили по Задубелому лесу в поисках Властелина леса. В такие дни отец всегда преображался. Вот только время пролетало слишком быстро. «Пора в Оринф», – говорил отец и печально вздыхал.
– Ты никуда не поедешь. – Отец оглянулся на мать, по-прежнему стоящую у двери. – Но ты понимаешь, почему библиотекари сегодня так всполошились?
Конечно же она понимала. Она любила книги и вовсе не собиралась их сжигать. Это была… досадная случайность. Отец ей поверил.
– Понимаю, – прошептала она. – Я виновата.
– Ни в чем ты не виновата! – сердито возразил отец.
– Жаль, я не такая, как все.
Мать не двигалась с места, похожая на статую.
– Я знаю, любовь моя. – Отец крепко сжал ей руку. – Но и без твоего дара ты бы оставалась нашей дочерью, наследницей рода Галатиниев. А потом ты бы стала королевой.
– Я не хочу быть королевой.
Отец вздохнул. Этот разговор происходил у них не впервые. Как всегда, отец погладил ее по голове и сказал:
– Я знаю. А сейчас спи. Утром поговорим.
Нет, утром не будет никакого разговора, как не было в прошлые разы. О чем говорить, если она не могла избежать предначертанной судьбы? Иногда она молилась и просила богов, чтобы даровали ей другую судьбу.
Отец поцеловал ее в макушку и пожелал спокойной ночи. Он вышел, но мать осталась. Молча стояла и смотрела. Только потом, когда ее начало клонить в сон, мать повернулась, чтобы уйти. Лицо матери попало в полосу света. На красивом бледном лице блестели слезы.