Наследница Шахерезады
Шрифт:
– Идем в полицейский участок, я немедленно должна сделать заявление! – сказала она.
– О чем? – спросила я, не отводя взгляда от тела на полу.
Подоспевший полицейский щупал его пульс и одновременно озабоченно бурчал в рацию.
Меньше чем через минуту к раздвижным дверям подъехал медицинский фургон, из него шустро выгрузили каталку.
«Судя по спешке, парень еще жив, похоже, просто он в обмороке был, – прокомментировал мой внутренний голос. – Смотри-ка, да у него губы шевелятся!»
Я бесцеремонно пролезла поближе, присмотрелась
Он как заведенный бормотал: «Кокаин, кокаин».
– Да идем же! – Подружка дернула меня за рукав. – Я должна как можно скорее сделать заявление о краже сумки и описать грабительницу, чтобы ее нашли по свежим следам!
Я машинально посмотрела на пол, но никаких следов не увидела.
– В полицию! – требовательно повторила Ирка.
Пришлось подчиниться.
24 января, 16.50
Вытянув далеко под стол гудящие ноги, стажер Йохан Фунтель пил кофе.
Не напрасно говорят, будто самые лучшие приправы – это усталость и голод. После долгого и утомительного сдвоенного обхода отвратительная коричневая бурда из кофеварки в участке казалась Йохану райской амброзией.
Предвкушая повышение градуса удовольствия, он развернул шоколадку, освободив батончик «КитКат» от упаковки столь тщательно, что со стороны это походило на личный досмотр. А затем еще и оглядел продукт со всех сторон, что уже тянуло на личный обыск.
При этом гарантом соблюдения прав шоколадных батончиков выступал сам группенинспектор Борман, присутствовавший при раздевании и досмотре шоколадки.
Он наблюдал за действиями стажера с безмолвным, но нескрываемым интересом.
Группенинспектор и сам бы не отказался от сладкого, если бы не боролся (безуспешно) с лишним весом.
– С какой начинкой? – не выдержав, спросил он Йохана.
– Вроде не с кокаином, – ответил нахальный стажер и захихикал.
Борман ухмыльнулся. Чудесное задержание незадачливого наркокурьера обещало стать любимой шуткой всей бригады.
Глупее и смешнее, чем проколовшийся «глотатель», в этой ситуации выглядел только стажер Якоб Шперлинг, страстно мечтавший об эффектном задержании и проморгавший уникальный шанс.
Курьеры-глотатели в последние годы стали редким, буквально вымирающим видом.
На фоне поимки контрабандиста, фаршированного почти килограммом наркотика, все остальные происшествия текущего дежурства казались мелкими, но группенинспектор все же внимательно выслушал устный доклад патрульного. Стажер Фунтель старательно структурировал свое сообщение, расположив все ЧП по ранжиру, и как раз дошел до наименее значительного:
– И еще какая-то старушка сообщила о краже у некой блондинки серо-зеленой квадратной сумки с длинной ручкой и на колесиках. Однако пострадавшая не объявилась, и факт кражи не подтвержден.
Стажер вежливо дождался милостивого начальственного кивка и с чувством честно исполненного долга громко хрустнул батончиком.
За дверью
Йохан обернулся.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла сердитая штатская фрау в войлочном жакете, с растрепанными кудрями и кулаками, угрожающе установленными на бедрах.
Она выглядела живописно и грозно, как средневековый рыцарь-штурмовик, и с трудом помещалась в дверном проеме.
Штурм-фрау уперлась тяжелым взглядом в трапезничающего стажера, и тот поперхнулся.
– Леди? – вызывая огонь на себя, окликнул сердитую фрау группенинспектор.
24 января, 16.52
– Леди? – донеслось из кабинета.
– Приходили леди в пледе, – непроизвольно срифмовала я в типично Иркином поэтическом стиле, покосившись на подружкину юбку из шотландки.
Юбка тревожно волновалась: Ирка била копытом – нервничала.
Рифмованной строкой я, видимо, задала некую форму спутанным мыслям подружки, потому что она вдруг торжественно, как первоклашка с табуретки, объявила:
Я пришла к вам с заявлениемО недавнем ограблении!Я кашлянула, пропихнула застопорившуюся в проеме поэтессу-декламаторшу в кабинет и из-за ее плеча оглядела заметно впечатленную вступительным словом аудиторию.
Я хотела попытаться перевести прозвучавшее поэтическое заявление на прозаический английский, но наткнулась взглядом на незабываемую красную обертку и забыла, что собиралась сказать.
«Смотри-ка, точно такой же батончик! – зловеще нашептал мне мой внутренний голос. – Как тебе версия: туалетный маньяк-убийца – это полицейский?»
Австрийская полиция уже скомпрометировала себя в моих глазах, но все же не настолько. К тому же красные шоколадки продавались тут в каждом автомате.
Я подумала вслух:
– Полицейские не виноваты!
И Ирка снова воспользовалась подсказкой, чтобы продолжить свой плач в стихах:
Я понимаю, вы не виноваты,Что граждане бывают вороваты,Но в сумке лежат документы,Косметика, медикаменты…– Картина, корзина, картонка и маленькая собачонка! – закончила я за нее немного раздраженно.
Ну в самом деле, надо же понимать, что херы полицаи совсем не шпрехен по-русски и не смогут оценить стихийный стих в подражание Михалкову!
– Ты вот тут присядь и отдохни немножко, а я объясню им, что случилось.
Я мягко, но решительно затолкала Ирку на стул в уголке кабинета и мобилизовалась для прыжка через языковой барьер:
– Херы полицаи! Зе крайм хэппенид!
– Ты сказала, что преступник счастлив? – Ирка, оказывается, тоже попыталась разбудить крепко спящего глубоко в душе лингвиста.