Наследница. Графиня Гизела (сборник)
Шрифт:
— Что тебе здесь надо? — громко спросила она, указывая на дверь.
Фелисита не отвечала. В этот момент взгляд умирающей упал на девушку и в нем мелькнул луч сознания, губы зашевелились.
— Позовите нотариуса! — прохрипела она.
Фелисита бросилась из комнаты. Нельзя было терять ни минуты. Но когда она проходила мимо комнаты птиц, кто-то схватил ее сзади, отшвырнул на середину комнаты и затворил дверь. Фелисита упала на пол. Она ничего не видела, не слышала ничьих шагов, и вдруг кто-то схватил ее как раз в тот момент, когда нужно было исполнить последнюю волю умирающей.
Она
Фелисита села на стул и залилась слезами. Теперь уже было поздно, даже если бы ее и освободили. Может быть, дорогие глаза, с минуты на минуту ожидавшие появления Фелиситы, уже закрылись…
Прошло больше двух часов. Молодая девушка боялась пошевелиться, так как при каждом ее движении птицы поднимали ужасный крик. В наступающей темноте они казались ее расстроенному воображению страшными призраками. Она опять подошла к двери и толкнула ее. Дверь открылась без малейшего сопротивления. На площадке была мертвая тишина, Фелисите могло показаться, что ей приснился ужасный сон, если бы спальня не была заперта. Она посмотрела в замочную скважину — окно было открыто… да, все кончено!..
Фелисита прошла в людскую, вслед за ней вошел Генрих. Он повесил свою фуражку и подошел к Фелисите. Грустный взгляд его заплаканных глаз проник в застывшую от скорби душу девушки, она обняла его и залилась слезами.
— Ты видела ее, Феечка? — спросил он. — Фридерика говорит, что барыня закрыла ей глаза…
Фелисита перестала плакать и рассказала о случившемся. Генрих как сумасшедший бегал по комнате.
— И Господь допустил это?… — восклицал он. — Поди-ка, пожалуйся! В суде тебе не поверят, потому что не имеешь свидетелей… и во всем городе никто не поверит тебе, потому что это благочестивая госпожа Гельвиг, а ты… Я всегда говорил, что это очень дурная женщина. Феечка, бедное дитя, она тебя обокрала. Сегодня я должен был пойти к нотариусу, завтра в два часа старая дева хотела сделать завещание в твою пользу… Да, да…
XIX
Рано утром госпожа Гельвиг появилась во дворе. Жалкая женщина, так часто нарушавшая святость праздника веселыми мотивами, умерла. Но все-таки она носила имя Гельвигов, и потому неизменный белый чепчик госпожи Гельвиг был заменен черным.
Она отворила дверь, ведущую в мансарду. Светлый гений улетел уже из комнат, по которым проходила теперь госпожа Гельвиг. Холодная, презрительная усмешка играла у нее на губах, но при виде книг в изящных сафьяновых переплетах ее взгляд зажегся непримиримой ненавистью.
Она взяла большую связку ключей, лежавшую на столике, и открыла бюро, больше
Но ее расследования этим не ограничились. Она переходила от шкафов к комодам, из комнаты в комнату с необыкновенной живостью и нетерпением, которое возрастало с каждым шагом. Но не находила того, что искала. Наконец, взволнованная, она вышла на галерею и, приказав прислать к ней Генриха, снова начала прерванные поиски.
— Ты не знаешь, где покойная тетя хранила серебро? — спросила она у Генриха. — Я знаю, что у нее должно было быть по крайней мере две дюжины серебряных ложек, столько же кофейных, серебряные подсвечники, кофейник, молочник… Я ничего не могу найти — где все это?
— Не знаю, барыня, — спокойно ответил Генрих. Он подошел к столу и вынул из ящика два серебряных прибора. — Вот все, что я видел у покойной барышни.
Госпожа Гельвиг кусала губы, выдержка покинула ее.
— Какой скандал, если она продала или подарила семейные драгоценности, хотя это и не похоже на нее! — сказала она как бы про себя. — Но я не успокоюсь до тех пор, пока не найду всего. У нее были ведь еще и брильянты…
Она умолкла, ее взгляд упал на стеклянный шкаф, в котором лежали ноты. В нем она еще не искала. Она рванула резные дверцы: на полках лежали кипы журналов. Она с ненавистью вынимала пачку за пачкой и бросала их на пол, так что аккуратно сложенные тетради разлетались в разные стороны.
В старике кипела злоба, он сжимал кулаки и бросал на грубую женщину страшные взгляды. Он видел, как блестели глаза старой девы, когда он приносил с почты эти книжки, доставлявшие ей столько радости и утешения.
— Здесь собраны все непримиримые враги святой церкви, — пробормотала госпожа Гельвиг. — И я столько лет должна была терпеть эту оставленную Богом старую деву под своей кровлей!
При виде нот у нее вырвался хриплый смех. Она открыла шкаф и приказала Генриху принести корзину, куда он должен был сложить все эти книги и ноты. Он тщетно ломал голову над дальнейшей судьбой этих книг. Высокая женщина стояла рядом с ним и строго следила за тем, чтобы ни один листок не остался в шкафу. Сама она ничего не трогала: казалось, она боялась обжечь себе руку, притронувшись к тетрадкам.
Наконец, она приказала слуге снести корзину вниз и, тщательно заперев все двери, последовала за ним. К большому неудовольствию Фридерики она вошла в кухню. Генрих должен был поставить корзину на пол и принести ножницы.
— Сегодня ты можешь поберечь дрова, Фридерика, — сказала госпожа Гельвиг, бросая в огонь нотные тетради.
Генрих остолбенел. Еще тело старой девы не было предано земле, а эта бессердечная женщина распоряжалась уже ее имуществом, как беспощадный победитель в покоренной стране.