Наследница. Турнир
Шрифт:
— Мерелин! Мерелин, где ты? — сквозь сон услышала она голос. — Ты не здорова?
Женя открыла глаза, но сил поднять голову в себе не нашла, поэтому ее взору открылись мужские ноги, облаченные в высокие кожаные, начищенные до блеска сапоги.
— Все хорошо, — слабо проговорила девушка. — Еще пару минут, и я буду в порядке. Нам уже пора выходить?
— Нет, сейчас только время обеда, — Маирлана присел, чуть наклонив голову, чтобы заглянуть в глаза девушке. Обычно бледная мраморная кожа приняла чуть зеленоватый оттенок, и это ему совсем не нравилось. — И давно тебе
— С утра, — сокрушенно призналась Женя. Мужчина только хмыкнул. — А почему ты так рано? Ты должен был приехать вечером.
— Закончил раньше, — пожал плечами блондин, поднимаясь. Его лицо исчезло из радиуса зрения девушки и ноги тоже. Потом она почувствовала, как он ее поднимает на руки. Возразить не было ни сил, ни желания и ее голова безвольно пала ему на плечо. — Милая пижама, кстати, — усмехнулся Маирлана, опуская девушку на кровать. — На бал мы не идем. В таком состоянии ты не выдержишь и перехода через портал, не то, что весь вечер на ногах.
— Нет! — вскрикнула Женя, рывком садясь на кровати. От резкого движения тошнота снова подкатила к горлу. Застонав, девушка опрометью кинулась в ванную. Маирлана, вздохнув, присел на край не застеленной постели и покорно ждал ее возвращения. Упрямая девчонка. Она, должно быть, и со смертного одра помчится на встречу со своим паладином. И что она в нем нашла?
На пороге комнаты появилась Женя, прервав невеселые размышления мужчины. В ее глазах была такая мольба, что у него сжалось сердце.
— Пожалуйста, давай пойдем! Я очень хочу. Я соскучилась… по друзьям.
— Твой друг тебя предал, — раздраженно произнес Маирлана, выделяя слово «друг».
— А ты убил мою маму и брата, — напомнила ему девушка. — А отца приковал к инвалидному креслу.
Маирлана резко встал и приблизился к Жене почти вплотную.
— И сожалею об этом. Очень, очень, очень сожалею. Поверь мне. Ни о чем и никогда я не жалел так. Будь здесь, я скоро приду, — тихо сказал он и вышел из спальни. Женя, вздохнув, поковыляла до кресла и грузно опустилась в него. Маирлана не заставил себя долго ждать, явившись через несколько минут с большой кружкой в руках. Он подошел к креслу, опустился перед девушкой, и протянул ей кружку.
— Это травяной отвар. Он снимает тошноту и повысит твое самочувствие. Недомогание вызнано тем, что твоя Сила не получает выхода и накапливается в тебе. Это плохо, но я что-нибудь придумаю. Выпей. На вкус, конечно, дрянь редкостная, но помогает. Поэтому, если ты все же хочешь на бал, то…
Договорить он не успел, Женя выхватила кружку из рук и отхлебнула большой глоток, закашлявшись. Маирлана рассмеялся, сидя у ее ног. Он положил руку на ее колени и сел на пол, внимательно смотря на девушку.
— Костюм испачкаешь. На бал еще идти, — поддела Женя.
— Не важно, — качнул головой мужчина, не отрывая взгляда от ее лица. Жене вдруг непреодолимо захотелось прикоснуться к нему. Провести пальцами по щеке, запустить их в светлые волосы. Устыдившись своих мыслей, девушка отвела взгляд, уставившись в чашку. Маирлана сидел рядом, пока Женя не допила напиток, и принял чашку из рук. — А теперь нужно одеться. Какое платье
— Еще не выбрала, — буркнула Женя. — Не знаю, что надеть.
— Женщины, — рассмеялся мужчина, подходя к шкафу и открывая его. — Та-а-ак. Что тут у нас? Смотри! Вот это красное? Как тебе? — спросил он, вытаскивая его из шкафа и показывая Жене. Та отрицательно покачала головой. — А желтое? Очень милое, — Снова отрицательный кивок. — Тогда голубое! Оно подойдет идеально к твоей прелестной белой коже. Выбирай его!
Женя задумчиво посмотрела на платье и решительно кивнула.
— А туфли я выберу сам, — проговорил Маирлана, бросая платье на кровать и, наклонившись, практически полностью исчез в недрах шкафа. Оттуда доносилось недовольное бормотание и шебуршение. Через несколько минут мужчина вынырнул оттуда с парой прекрасных босоножек. Единственным их недостатком был высокий каблук. — Можешь отдохнуть часик, и начинай собираться, А потом я вернусь и помогу тебе со шнуровкой на корсете. Идет?
— С чего это ты такой добрый, что даже страшно? — недоверчиво сощурила глаза Женя. — Мне намного привычней, когда ты хамишь, язвишь и ведешь себя как сволочь. Я хотя бы знаю, как на это реагировать.
— А может, я не всегда такой. Ты не задумывалась об этом, душа моя? — Хмыкнул мужчина и вышел из комнаты.
Женя стояла перед зеркалом, облаченная в длинное голубое платье. Маирлана оказался прав. Насыщенный голубой выгодно подчеркивал аристократическую бледность девушки. Волосы Женя уложила в тугой пучок на затылке, обнажив высокие скулы и тонкую шею, и стала похожа на фарфоровую статуэтку. Вот, корсет бы еще затянуть правильно. Маирлана что-то не торопится. Вздохнув, Женя сняла босоножки и, взяв их в руку, пошла на поиски хозяина замка.
Нашла его в кабинете. Мужчина сидел в полумраке, держа в руках тонкий кинжал. Длина лезвия умещалась на ладони. Маирлана взял со стола уже откупоренный стеклянный пузырек и обильно полил лезвие кинжала. Заметив движение, он повернулся к двери, держа на вытянутой руке оружие и нахмурился.
— Что ты делаешь здесь?
— Пришла за помощью, — ответила Женя, чуть повернувшись спиной и демонстрируя не затянутую шнуровку. — А ты что делаешь?
— Полил кинжал ядом. Жду, когда высохнет. А, уже высох! — Мужчина осторожно спрятал оружие за голенище высокого сапога.
— Зачем тебе на балу отравленный кинжал? — Не понимала Женя. Маирлана, вздохнув, поднялся со стула и вплотную подошел к ней.
— А затем, милая моя, что если кто-то, скажем, какой-нибудь безродный паладин, прикоснется к тебе, я его убью. Достаточно всего лишь поцарапать этим дивным кинжалом и все. Верная смерть. Не обещаю, что быстрая и безболезненная. Ты думала, я не знаю, зачем ты так рвешься на этот бал? Я же не дурак. Я вижу, как ты рвешься к нему. Ты думаешь, мне завидно? Да, мне завидно. Потому что я достоин твоей любви больше, чем он, — перешел на зловещий шепот мужчина. — Я знаю о тебе все, я могу сделать тебя самой счастливой. Что во мне не так? М? Я красив, умен, амбициозен, и готов на руках тебя носить. Что во мне не так, ответь, душа моя?