Наследник для чемпиона

Тодорова Елена

— Смейтесь, — бубнит он секундой спустя. — Чего не смеетесь? А я думаю, тут почти всем знакомы такие чувства! Просто я не боюсь их озвучить. Выкусите, короче.

Ну, после этого мы, конечно, смеемся. Нет сил сдержаться.

Миша незаметно укладывается у Тимура на груди спать. Я, обнаружив это, бросаюсь, чтобы забрать его и унести в спальню. Однако Тихомиров жестом показывает мне, чтобы я его не трогала и вернулась на свое место рядом с ним. Кажется, ему просто нравится обнимать нашего сына. И это трогает меня сильнее, чем

Егор со Стасей и влюбленный баламут Борис.

37

Птичка

— Мама? — не могу скрыть удивления, когда та, как ни в чем не бывало, вплывает в кухню. Еще несколько секунд оторопело разглядываю ее ярко-синий брючный костюм. Стиль абсолютно не ее. Прическа тоже новая. — Ты откуда… Как? Как? Выглядишь шикарно! Но как ты добралась из аэропорта? Почему не позвонила, что будешь сегодня?

— Так это сюрприз! Для тебя! Тимур знал и прислал за мной Бориса, — расходится ее звонкий голос на все помещение. Очень она сейчас напоминает маму из Простоквашино — «Это не техника, а я сама к вам дошла! На лыжах!». Может, у меня глюк, но кажется, будто мама специально это делает. — Ты что, не рада меня видеть? — спрашивает, пока Боря вносит два огромных чемодана.

— Рада, конечно! — спешу ее обнять и поцеловать. — Привет, привет, мамочка.

Только сейчас осознаю, что скучала.

— Привет, доня!

Отстраняясь, еще раз удивленно ее оглядываю.

Откуда все эти вещи?

— Как ты долетела? Нормально?

— Отлично! — с восторгом докладывает мама. — Теперь буду иметь представление, что писать в своих книгах о самолетах! Это, знаешь ли, тоже полезный опыт.

— Конечно, — быстро соглашаюсь я. — Ты голодная, наверное…

— Немного, — жеманничает, как обычно.

Уверена, что во время перелета перепробовала все, что предлагали на борту.

— Ой, — спохватываясь, оборачиваюсь к разделочному столу. — Познакомься, это Диана — шеф-повар команды. Моя мама — Лариса Петровна.

Они обмениваются приветствиями и еще парой незначительных фраз. Мы вместе перекусываем. После чего я веду родительницу в спальню, которую раньше занимали мы с Мишей. Тимур говорил, что она остановится здесь. Борис, очевидно, те же указания получил — чемоданы мы обнаруживаем в комнате.

— Я так устала, — вздыхает мама, пока я помогаю ей с вещами. — Прилегла бы, но очень уж соскучилась по своему сладику… Когда, ты говоришь, он возвращается из сада?

— Через полчаса будет дома.

— А ему там нравится? Как он понимает язык?

— Нравится. Он уже многое понимает и знает пару стандартных фраз, — на автомате отвечаю я. — Мам, откуда столько новых вещей? Надеюсь, Тимур к этому не причастен…

— Ну… А если я скажу, что он перевел мне некоторую сумму на расходы?

— Если ты скажешь? Некоторую сумму? — догадки догадками, но сейчас, когда она почти подтверждает, что взяла

у Тихомирова деньги, у меня мгновенно развивается тахикардия. — Господи, мама! Ты хоть представляешь, сколько стоят твоя виза, билеты, проживание здесь? Так ты еще «на расходы» попросила? Поверить не могу!

— Ничего я не просила, — имеет совесть смутиться. — Тимурка сам как-то… Один приток, второй…

— Приток? Деньги поступали несколько раз?

— Ну, да…

— Уф, мама!

Злюсь, но что ж, ее убьешь за это?

— Не кричи на меня, — ноет хуже ребенка.

— Я не кричу.

— Я ведь только приехала. Соскучилась. А ты сразу…

— Ладно, — выдыхаю я. — Потом разберемся.

Сама себе не представляю, как.

— У меня жесткий затык в сюжете, — тут же переключается на свою любимую тему. — Рассказывай, давай! Что у вас тут происходит? Как Тимур узнал о Мише? Как отреагировал? Как вы планируете его воспитывать?

— Мама, — в голос стону. — Ты полчаса в доме, а уже за свое? Скажи еще, что приехала не с Мишей помогать, а на разведку!

— Не скажу! — фыркает. — По внуку я тоже соскучилась. И не раз об этом сказала. Искренне!

— Тоже…

— Так что? Бушевал Тимурка? — улыбается, будто это смешно.

Аж глаза блестят.

— Мне работать пора, — сухо объявляю я. — Вечером тебе помогу с остальными вещами. Тимур в половине десятого укладывает Мишу, и до окончания его третьей тренировки я свободна.

— А потом что? — задает мама вообще-то логичный вопрос.

Потом что? Как это назвать? Что между нами происходит? На каких условиях, если не считать предложенного мной перемирия? В рамках каких отношений? Ну, не рабочих же…

— Мы с Тимуром временно живем вместе.

— Ай-й-й-й…

Если бы я не знала маму, испугалась бы, что она сейчас упадет в обморок. Но я ее знаю, и эти театральные штучки стараюсь игнорировать.

— Мы делаем это ради Миши, — говорю и сама себе не верю.

А мама так вообще всплескивает руками и замирает со скептическим выражением лица. К сожалению, долго молчать она не умеет. Как и держать свое мнение при себе.

— Никогда ты не умела врать, доня.

— Хорошо, что все вокруг меня умеют!

— Это кто же? — глаза снова загораются. — Ну-ка, ну-ка…

— Так, все, — решительно выдыхаю и направляюсь к двери. — Миша вот-вот вернется.

Мама, конечно же, неотступно следует за мной по пятам. И едва мы слышим во дворе шум голосов, обе выходим на террасу.

Миша с разбега влетает Тимуру на руки, Инга приближается менее торопливо.

— Привет, папа!

— Привет, сын!

— Такой молодой, и уже папочка, — с улыбкой мурлычет Инга.

По-другому не знаю, как эти интонации назвать. Мою грудную клетку будто кислотой заливает. Ревность — ужасное, неконтролируемое и очень болезненное чувство. Сходу в жар бросает, и кончики пальцев немеют.