Наследник для Шаха
Шрифт:
Эта приятная особенность отличает мой родной край от столицы, где не особо знаешь того, кто живет за стенкой.
Воспоминания о том, как снимала квартиру у Мудаевны, вызывают легкую улыбку.
Ступаю по ухабистой дорожке, мимо пробегает малышня, звонко смеясь.
— Полька, привет! — кричит дед Михаил, выглядывая из-за забора. — Ты чего приехала-то, городская?
— Отдохнуть, родителей проведать, а вы как?
— Нормально, ты заходи на чаек, моя Глаша как раз про тебя спрашивала.
— Обязательно, спасибо!
Дохожу,
— Сейчас, — слышу родной голос, немного промедления и дверь распахивается.
— Поля… Полечка! Приехала, родная!
Мама с криком обрушивается на меня и прижимает к груди, обнимает сильно-сильно и я притягиваю ее к себе.
Слезы сами начинают течь из глаз ручьем.
— Мама… Мамочка… Как же я истосковалась.
— Доченька, ты чего ревешь?! — спрашивает, а сама платком нос вытирает.
— Я рада, что приехала…
Чмокает меня, на мгновение отнимает от себя и в глаза мои смотрит.
— Изменилась, дочка, изменилась… — и кричит во все горло: — Володя, Володечка, Поля приехала, радость-то какая.
Ловит меня за руку и ведет в дом.
Стоит увидеть отца, сидячего в кресле, как я подрываюсь с места, папа встает тяжело, но когда обнимает, чувствую, что руки у него по-прежнему крепкие.
— Дочка, — выговаривает с трепетом и мозолистые руки вплетаются в мои волосы, а я вдыхаю родной запах.
Это не парфюм, не дорогой одеколон, а примесь ментола и тайком выкуренных парочки сигарет, против которых всю жизнь борется мама.
Я смотрю на своих родителей. Скромную пару работяг, которые всю жизнь прожили душа в душу, ну иногда покрикивали, правда, друг на друга. На сердце у меня теплеет.
Я тоже хочу так же, чтобы раз и на всю жизнь…
Чтобы вот так вот бок о бок.
— Кушать будешь? — подрывается мама в вечном желании меня накормить.
— Нет, мам, не голодна пока.
— Ты с дороги устала, видать, да, доча?
— Немного.
— Ну тогда иди к себе в комнату, отдохни, а я нам ужин праздничный приготовлю, мяса запеку, как раз вчера получка была, купила, как сердце чувствовало…
Мама суетится рядом, такая родная, в домашнем платье, а я захожу в свою комнату. Окидываю взглядом.
Ничего не изменилось. Старый мишка на полке, моя игрушка родом из детства. Стол с учебниками, лампа, односпальная кровать в углу.
Словно в прошлое вернулась. Когда я была еще маленькой и проблем не знала, беззаботный ребенок, бегающий босиком по двору.
Подхожу к полке, забираю своего старенького мишку с потертым носом, и как есть в одежде заваливаюсь на кровать.
Прижимаю игрушку к груди, зарываюсь лицом в мягкий серый ворс, прикрываю глаза и лежу не двигаясь.
Постепенно солнечные лучи перестают проникать сквозь незашторенное окно, и комната погружается во мрак.
Я словно
Отлипаю от своего мишки и моргаю, ощущая, что реснички мокрые и слипшиеся, прищуриваюсь, так как свет бьет по глазам, очерчивая лишь силуэт того, кто замер в дверном проеме…
Моргаю раз, другой и взгляд проясняется. Мама тихонечко входит в комнату и прикрывает за собой дверь.
Свет от луны проскальзывает в комнату и развеивает темноту, поэтому я довольно хорошо вижу выражение лица, обеспокоенное, печальное.
Мама проходит к моей кровати и садится рядом. Поворачивается ко мне, замечает моего мишутку и поправляет игрушку, добродушно фыркнув.
— Маленькая моя… Ты у меня всегда была хорошей девочкой, прилежной… Вот так вот и в детстве спала, прижимая игрушку к груди, когда тебя обижали, когда думала о своих детских проблемах и переживала из-за склок с соседскими девчонками…
Улыбаюсь уголками губ. И вправду. Дом — это дом. И пока родители рядом, ты ощущаешь себя в безопасности.
Вздыхаю и мама кладет мозолистую руку мне на голову, гладит мои волосы.
— Спишь? — спрашивает шепотом.
— Нет, мам, — отвечаю охрипшим голосом.
— Знаю, — говорит тихонечко, делает паузу, накручивает мой локон на палец. Ровно так же, как в далеком детстве, — а теперь расскажи мне, дочка, что у тебя случилось.
— Мам…
— Не ври. Ты не умеешь.
Резко поворачиваюсь к маме. В таком освещении ее глаза блестят и очертания лица лишь угадываются. Обстановка располагает к тому, чтобы я действительно призналась во всем.
— Не бойся, Полечка, что бы ни приключилось, мы с отцом поддержим, не осудим, я же вижу, что гложет тебя что-то, материнское сердце не обманешь, я чувствую…
В груди начинает печь, горло сковывает спазм, и я отчего-то даже слова выдавить не могу. Плачу беззвучно, а мама проводит по моей щеке рукой, стирает слезы.
Не выдерживаю, подрываюсь, сажусь на кровати и обнимаю ее.
— Мамочка…
— По мужчине страдаешь, я правильно понимаю?
Смотрит на меня с улыбкой.
— Я когда отца твоего увидала, ни есть, ни спать не могла. Как болезнь накрыла. А он на других смотрел, меня не замечал, а потом оказалось, что решил измором взять…
Смеется и обнимает меня крепко, пальцы в мои волосы зарываются.
— Ты расскажи, доча, кто он…
— Все сложно, ма.
— Ну, ты начни с главного.
Дает отмашку, и я киваю собственным мыслям.
— Беременная я… — выговариваю, наконец.
Пауза виснет в воздухе, тягучая.
Мать отдаляет меня, заглядывает в лицо с тревогой, считывает мои эмоции.
А я хватаю ее за руку, и начинаю рассказывать обо всем. Этот груз висит на мне тяжким бременем. И с каждым словом я чувствую, как камень падает.