Наследник фортуны
Шрифт:
— Нема. А вам зачем, Никита Иванович? С лицом у вас ничего не сделалось. Не переживайте.
— Замечательно, но ты всё равно останови возле той лавки с большим окном.
Крепыш без разговоров натянул вожжи. Лошадь недовольно всхрапнула и остановилась. А я торопливо выбрался из двуколки и с сильно колотящимся сердцем подскочил к окну, на которое падал мягкий жёлтый свет фонаря. На стекле отразился худощавый юный шатен с громадными глазами, мягкими чертами лица и ёжиком всклокоченных волос. Твою мать! Это же точно не моё тело!
Глядя на отражение, я вдруг ощутил головную боль. Впрочем, она быстро прошла, а вместо неё неожиданно
— Гришка, а ты образование какое-нибудь получил?
— А то ж. Четыре класса церковно-приходской школы, ваше благородие!
— А чему вас там учили? Может, что-нибудь об иных мирах говорили? Хотя бы в теории. Как туда попасть? Я в книжке какой-то прочёл что-то такое, и вот, заинтересовался, — проговорил я, допуская мысль, что в этом мире перенос душ — дело обычное. Дунул, плюнул — и в другой вселенной.
— Ну-у вы уже чуть не попали в иной мир, Никита Иванович, — промычал парень, хлопая простодушными глазами. — Взрыв-то был ого-го!
— Да я не о тех мирах, куда после смерти попадают.
— Тада неведомо мне ничего. Можа, высшие аристократы чего знают о каких-то других мирах? Вам бы с кем-то из них перемолвиться.
Я тяжело вздохнул, придя к неутешительной мысли, что моё возвращение на Землю откладывается на неопределённый срок. Кажись, в этом мире переселение душ на таком же «продвинутом» уровне, как и в моём родном. Только какие-то высшие аристократы могут чего-то знать.
И что же из этого следует? А то, что мне нужно успокоиться, принять, как данность своё попадание в альтернативную вселенную, и постараться собрать побольше сведений, дабы найти выход отсюда. Если я каким-то невероятным образом попал в тело этого парня, который, скорее всего, погиб во время взрыва, то, наверное, существует способ вернуться домой. Понятное дело, что на Земле моё тело уже похоронили, но я, к примеру, могу вселиться в такого же полудохлого Никиту Ивановича, только земного.
Придя к этой мысли, я, фигурально выражаясь, почувствовал твёрдую почву под ногами и даже перестал удивляться тому, что со мной произошло. Видимо, довольно сложно надолго изумить человека из мира, в котором каждую неделю придумывают новые «умные» гаджеты.
Я вернулся в двуколку, поразмыслил пару секунд и с картинным вздохом пожаловался крепышу:
— Гришка, у меня какой-то сумбур в голове. Всё как в тумане.
— Конечно, будет тут сумбур, ваше благородие! — выдохнул он и снова принялся править лошадью. — Вы вон даже говорите как-то не так… Раньше-то по-другому маленько изъяснялись, а теперича какая-то иная у вас манера… Вы бы завтра лекарю какому показались, барин. Он бы поколдовал над вами, а то мало ли что… Ваську небось помните? Я вам про него сказывал. Это которого лошадь копытом ударила. Так всё — дурачком он стал. Ходит без портков по деревне и елду всем показывает. Бабы крестятся, мужики плюются, гуси гогочут, а он
— Мудрый ты человек, Гришка, — задумчиво проронил я, отчетливо поняв, что мне во время встречи с родственниками лучше держать язык за зубами. Они могут смекнуть, что с Никитосом что-то не так.
— Спасибо на добром слове, ваше благородие, — пропел парень и аж хрюкнул от удовольствия.
Наверняка он был весьма дружен с Ником. Уж больно по-свойски Гришка ведёт себя со мной, хотя он явно простолюдин, а бывший владелец этого тела — точно дворянин.
Глава 2
Двуколка выбралась из города, проскочила предместья и помчалась по просёлочной дороге, стиснутой высокой, по пояс, колосящейся травой. Из-под копыт лошади летела пыль, а саму повозку изрядно трясло на кочках. Путь же нам освещал лишь лунный свет.
Я к этому времени уже окончательно перестал рефлексировать и принялся конструировать план. Он был довольно прост. В ближайшие дни мне нужно под каким-то благовидным предлогом покинуть семью Никиты, иначе они рано или поздно раскроют меня. А потом я займусь поисками нуль-перехода в свой мир.
Пока же двуколка преодолела несколько километров и чуть замедлилась на перекрёстке. Справа вдалеке угадывались очертания леса, а слева — прижалась к земле деревушка, которую практически не было видно за шторами мрака.
Гришка свернул на гравийную дорогу, и под колёса зашелестели камешки, а затем из тьмы вынырнул высокий кованый забор, за которым почти сплошной стеной росли могучие деревья с раскидистыми кронами, скрывающими от любопытных глаз территорию поместья.
— Авось Михей всё ещё ряху давит. Я его хорошо напоил. Он почти всю мою бражку вылакал, — с нотками печали проговорил Гришка.
Он остановил двуколку возле арочных ворот с горящим фонарем и ловко спрыгнул на гравий. Достал ключ, отворил заскрипевшую калитку и нырнул в небольшую сторожку, прикорнувшую под деревьями возле ворот. Вышел же он из нее с довольной миной на лице и кивнул мне. Дескать, спит Михей, только слюни пускает. Следом Гришка отворил ворота и вернулся в повозку.
— Ну, ваше благородие, поспешайте в свою опочивальню. А я верну двуколку в каретный сарай, да там, наверное, и заночую.
— Спасибо, Григорий, — поблагодарил я его и в раздумьях покинул повозку.
Крепыш погнал лошадь по одной брусчатой дорожке, а мне, видать, следовало идти по другой: широкой и прямой. Ну я и пошёл, глядя по сторонам.
По бокам высились ухоженные деревья и росла коротенькая трава. А чуть впереди мне встретился выключенный фонтан со статуей обнажённой женщины. Ещё дальше обнаружился таинственно поблескивающий прудик, а затем открылся вид на двухэтажное главное здание с колоннами, плоской крышей и двумя боковыми башенками. Все окна оказались черны и только возле парадной лестницы горел одинокий фонарь. Размах поместья впечатлял.