Наследник имения Редклиф. Том второй

Йондж Шарлотта Мэри

— Не знаю, — сказалъ Гэй: — онъ передавалъ это мн такъ просто, что я не могъ не поврить. Неужели въ предсмертномъ бреду намъ кажется, что мы дйствительно согршили въ томъ, въ чемъ мы были гршны только помышленіемъ. О Господи! заключилъ онъ, вставая со стула и подходя къ окну:- если все это такъ, то въ часъ смертный мой избави мя и защити.

— Подождемъ, впрочемъ, — произнесъ, онъ вздохнувъ и подходя опять къ Эмми:- современемъ мы все узнаемъ.

— Я не могу себ представить, чтобы Лора могла смолчать и не открыться во всемъ папа, замтила Эмми.

— А помнишь, какъ она плакала въ день нашей свадьбы и все твердила, что она несчастная? возразилъ Гэй. — Впрочемъ я готовъ не врить этому, тмъ боле что я не желаю поколебать своего мннія о сестр и о Филипп

въ особенности. Пойду-ка я опять къ нему, сказалъ онъ, цлуя жену. — Надо Арно отпустить завтракать.

Эмми долго сидла одна и, размышляя о случившемся, невольно отдавала справедливость честному, открытому характеру своего мужа, который ни разу не поставилъ ее въ неловкое положеніе ни передъ семьей, ни передъ свтомъ. — Мн никогда не сумть сдлаться достойной его, — говорила она съ улыбкой, вспоминая кроткое, нжное выраженіе лица Гэя, когда онъ уходилъ. — Нтъ, такихъ людей, какъ мой мужъ, нтъ на свт.

Весь этотъ день Эмми хлопотала по хозяйству; передъ вечеромъ она услась у себя въ комнат, у открытаго окна, не зная за что приняться. Снизу, изъ спальни больнаго, долетали до нея несвязныя слова, стоны и даже крики. Филиппъ опять забредилъ и жаръ его увеличился. Книга и работа валились изъ рукъ Эмми, писать домой она не имла духу. У нея сердце сжималось при одномъ воспоминаніи, каково Лор читать ея письма, гд она нердко выражалась очень откровенно на счетъ Филиппа.

Почти передъ обдомъ пріхалъ докторъ. Больной утихъ, внизу не слышно было уже ни одного звука. Стемнло; Арно принесъ свчи съ докладомъ, что капитанъ впалъ въ забытье. Явился докторъ и спросилъ себ кофе. На вопросъ лэди Морвиль, каковъ больной, онъ отвчалъ, что горячка слабетъ, но что силы больнаго падаютъ; если онъ выздороветъ, то всмъ будетъ обязанъ своему крпкому тлосложенію и заботливости сэръ Гэя.

Гэй не приходилъ на верхъ. Въ 11 часовъ ночи онъ написалъ карандашемъ, на клочк бумажки, слдующій бюллетень своей жен.

— Пульса почти нтъ; обморокъ похожій на смерть; докторъ говоритъ, что это продолжится нсколько часовъ; но ложись спать; дамъ знать, если что случится!

Эмми повиновалась мужу, она немедленно легла въ постель; но отъ сильнаго волненія не могла заснуть. Утромъ на зар она проснулась, въ комнат царствовалъ полумракъ. По корридору слышались осторожные шаги, и замокъ двери, ведущей въ уборную Гэя, тихо щелкнулъ. — все кончено! подумала Эмми. Живъ или умеръ? Сердце ея сильно забилось, когда она услыхала, что мужъ идетъ къ ней въ спальню. — Я не сплю! сказала она громко. Гэй подошелъ къ постели. Профиль его рзко обозначился противъ свта отъ окна. Эмми старалась разсмотрть выраженіе лица мужа; онъ былъ весь въ слезахъ и глаза его распухли.

— Филиппъ будетъ живъ! сказалъ онъ тихимъ, дрожащимъ голосомъ. — Поблагодаримъ Господа Бога, Эмми. — Онъ теперь спитъ покойно и пульсъ сталъ крпче. Обморокъ его былъ ужасенъ; докторъ все время держалъ ее за руку и назрачалъ мн минуты, когда давать лекарство. Я раза два думалъ, что все кончено; докторъ только сейчасъ объявилъ, что опасность миновалась.

— Боже! какъ я рада! воскликнула Эмми. — Что онъ, опомнился? можетъ говорить?

— Да, онъ очнулся, но слабъ дотого, что не только говорить, но даже смотрть долго не можетъ. Зато какъ взглянетъ на меня, то всегда очень ласково. Ну, Эмми, это утро принесло намъ большое счастіе.

— Мн кажется, что ты сегодня счастливе даже, чмъ былъ въ Рэдклиф, посл бури, — замтила Эмми.

— Еще бы! Тогда мн только блеснуло утшеніе, это былъ, такъ сказать, первый лучъ моего настоящаго блаженства. Эмми! Эмми! Богъ осыпалъ меня такимъ благомъ, о которомъ я и мечтать не смлъ. Мн не подъ силу такое полное счастіе, тмъ боле что я недостоинъ его. Право, ужь не послалъ ли мн его Господь, какъ испытаніе.

Слова мужа тронули Эмми до глубины сердца. Она не могла уже спать и лежа все думала.

— Да, — говорила она мысленно: — Гэй можетъ быть, правъ: на земл полнаго счастія не существуетъ, а у насъ съ нимъ до сихъ поръ еще горя не было….

ГЛАВА XVII

Въ

эту ночь совершился кризисъ горячки у Филиппа. Онъ былъ дотого слабъ, что не только поднять головы, но даже пошевелиться не былъ въ состояніи, и говорилъ не иначе какъ шепотомъ; но жаръ и бредъ прекратились и сильная его натура видимо помогала выздоровленію. Съ каждымъ днемъ больной длался крпче, много сналъ и просыпаясь чувствовалъ себя очень хорошо. Первой его заботой было попросить Гэя, увдомить поскоре полковника Дэна о его болзни, потому что срокъ его отпуска давно уже прекратился. О Гольуэл онъ не умомянулъ ни слова, вслдствіе чего Эмми продолжала утшаться надеждою, что все высказанное Филиппомъ въ горячк было пустымъ бредомъ. Посл кризиса больной сдлался необыкновенно привтливъ; онъ теперь какъ ребенокъ повиновался Гэю, совсмъ иначе принималъ его услуги. Онъ постепенно тревожился за Гэя, боясь, чтобы тотъ не слишкомъ себя утомилъ, ухаживая за нимъ. Однажды вечеромъ, Гэй, сидя въ комнат больнаго, писалъ какое-то письмо. Филиппъ лежалъ тутъ же на постели и повидимому спалъ.

— Вы пишете въ Гольуэль? спросилъ онъ вдругъ, открывая глаза.

— Да, — отвчалъ Гэй:- я пишу къ Шарлотт; письмо пойдетъ завтра утромъ, не хотите ли что ей передать?

— Нтъ, ничего! отвчалъ больной и слегка вздохнулъ. Скажите правду, Гэй, — началъ онъ, помолчапъ немного:- говорилъ я что нибудь въ бреду о Лор?

— Да, говорили, — сказалъ Гэй, и положилъ перо на столъ.

— Я такъ и думалъ, но ничего не помню теперь; неужели я многое высказалъ?

— Напротивъ, васъ можно было съ трудомъ понять. Вы бредили больше по-итальянски и все поминали Стэйльгурстъ. О Лор вы заговорили въ первый разъ наканун кризиса.

— Теперь всполнилъ. Значитъ, я проговорился, и вы все узнали. Мн больно одно, что теперь вс на нее нападутъ, а она, бдная, такъ сильно разсчитывала на мое молчаніе.

Филиппъ умолкъ; но по всему лицу его было замтно, что онъ сильно взволнованъ. Гэй началъ ласкать его и кротко уговаривать.

— Я долженъ вамъ объяснить все дло, Гэй, сказалъ больной, успокоившись немного. — Не осуждайте Лоры! Это случилось три года тому назадъ, когда вы только-что поселились въ Гольуэл. Я былъ первымъ другомъ ея. Мн показалось….. что? объ этомъ говорить не буду, но вышло такъ, что я долженъ былъ посовътовать Лор быть осторожне. Я ошибся, правда: опасность, грозившая ей, по моему мннію, оказалась ложной. Но по этому случаю у насъ завязался откровенный разговоръ съ Лорой, я выдалъ себя, свою любовь къ ней, и опомнился тогда, когда уже было поздно. Мы были оба молоды, увлеклись и объяснились, сами того не замчая. Конечно, скрывать этого не слдовало, но подумайте, что бы вышло, если бы мы не скрыли своей любви? Мн запретили бы здить къ Эдмонотонамъ, и если бы даже современемъ насъ и простили, чего бы мы не выстрадали до сихъ поръ! Богъ знаетъ, что бы еще случилось. Ахъ, Гэй! продолжалъ онъ дрожащимъ голосомъ: хоть бы вы мн сказали, что пишутъ изъ Гольуэля! Какъ переносла Лора извстіе о моей болзни?

— Мистриссъ Эдмонстонъ писала къ Эмми, отвчалъ Гэй:- тотчасъ по полученіи извстія о вашей болзни, но объ Лор она ничего не поминала.

— У Лоры характера много, она все вынесетъ молча, но я бы желалъ все-таки знать, какъ она себя чувствовала въ послднее время, узнавъ, что я болнъ? тетушка ничего не пишетъ объ этомъ?

— Ровно ничего. Хотите, я спрошу ея письмо у Эмми?

— Не нужно, не ходите; я кончу то, что хотлъ вамъ разсказать. Мы съ Лорой не помолвлены, нтъ, мы только объяснились въ любви и я просилъ ее сохранить это втайн. Сознаюсь, до сихъ поръ я обманывалъ себя, воображая, что Лора свободна, что я ее не связалъ даннымъ словомъ; но, стоя лицомъ къ лицу со смертью, я понялъ свою ошибку, принялъ твердое намреніе исправить'ъ ее. Я открою самъ тайну, сниму съ Лоры обтъ молчанія, такъ сильно ея тяготившій. Я хотлъ-было подождать, когда меня произведутъ въ слдующій чинъ, чтобы имть боле права просить ея руки; но теперь напишу къ ея отцу, какъ только окрпну немного, и признаюсь во всемъ. Боюсь одного, чтобы тяжесть его гнва не обрушилась на одну Лору.