Наследник императора
Шрифт:
– Здесь не появлялся?
– Здесь? – Кука изобразил недоумение. – Где – здесь?
– Тут.
– А… – Теперь Кука изобразил озарение. – Имеешь в виду у нас дома? Не приходил ли в гости к Кориолле? Не волочился ли за бывшей своей невестой? – Кука ухмылялся, видя, что Приск вертится как на углях, и отвечать не спешил. – Нет, представь, не приходил, хотя я его каждый раз приглашаю при встрече.
– Что-о-о?!
Приск ухватил приятеля за тунику на груди, закручивая ткань в узел так, что Куке вмиг стало не хватать воздуха.
– Так пошутил я… Пошутил. Не
Приск вернулся в спальню. Конкубина делала вид, что спит, но Приск знал, что это притворство. Она лежала на боку, отвернувшись лицом к стене. Он лег подле. Руки скользнули под мышки, под тонкую льняную тунику.
– Что тут у нас? Какие спелые со-очные плоды… – Бормоча интимные банальности, он тем временем губами скользил по плечу – от шелковистой кожи пахло яблоками и еще какими-то травами, которые Кориолла добавляла в воду.
Центуриона ждала сладостная влажная долина, проникать в которую надо с осторожностью, никаких звериных наскоков – лишь искусная медлительность, дающая ничуть не меньше наслаждений, чем бешеный напор. Их близость была изящной, как прогулка по горной тропе, и тропа эта пролегала между прежней долгой разлукой и грядущей, сулящей опасности и расставание.
Глава IV
Старые враги
Сентябрь 857 года от основания Рима
Дробета
Через три дня после приезда Лонгина, уже ближе к полудню, даки появились возле Дробеты. Они плелись по дороге, связанные веревками, а погоняли их несколько всадников – тоже даков. Впереди на вороном жеребце ехал молодой человек в длинном дакийском плаще с бахромой, под которым поблескивали начищенной чешуей бронзовых пластинок гетские доспехи.
Странная процессия остановилась в сотне футов от ворот, а едущий впереди приблизился. Был он без шлема, и длинные волосы падали на плечи звериной гривой, челка была подстрижена низко, скрывая глаза. Войлочной шапки не удостоен, значит, простой комат, чего не скажешь по доспехам и коню – скакун под командиром отряда был отменный. Но Децебал тем и славился, что приближал к себе людей не за происхождение, но лишь за заслуги. Так что неблагородная кровь варвара ровно ни о чем не говорила.
– Эй! Караульные! Я – Сабиней! – крикнул человек во всю силу легких. – Личный посол царя Децебала. Пришел отдать римской власти разбойников. Тех, кто дерзко нарушил мирный договор с Сенатом и народом Рима и напал на легата Лонгина.
Приск, стоявший в этот момент вместе с Тиресием на стене, в очередной раз плеснул себе в лицо водой из фляги, чтобы снять сонливость, – после обсуждения планов у Лонгина разговор плавно перетек в яростный спор в комнате Приска. Спорили о грядущей войне, о том, сколько сможет выставить Децебал, и будет ли эта война вообще.
– Узнаешь
– Конечно, узнаю. Наш старый враг Сабиней. Лазутчик. Мы взяли его в плен зимой, а потом он удрал.
– Это ты его отпустил, – напомнил Тиресий. – И он едва не прикончил нас в битве близ Дуростора [37] .
37
Имеется в виду битва близ Адамклисси, в которой Траян нанес поражение варварам, устроившим зимний рейд в Нижнюю Мезию. На месте битвы теперь установлен Трофей Траяна.
– Угу. А потом нашего старого знакомца отпустил во второй раз Адриан.
– У Сабинея глаз орлиный. Как у всех горцев. И он хитер, как коршун.
– И силен, как лев. Прямо химера какая-то.
– А он мне нравится, – хмыкнул Тиресий. – А тебе?
– Для мальчика-красавчика он староват.
Тиресий вздохнул:
– В бою нравится, а не в постели. В постели я предпочитаю девчонок.
– Старых шлюх, ты имеешь в виду, из нашего лупанария?
– Девчонок! У меня есть одна тут под боком, в Дробете. И в лупанарий я давно не хожу.
Тем временем военный трибун взбежал на стену.
– Это ловушка? – спросил Требоний у Приска. – Зачем этот парень отдает нам своих, которых немедленно распнут как разбойников?
Сам трибун на войну с даками не попал и надеялся службу свою в крепости закончить прежде, чем на лимесе начнется очередная заварушка, посему обычно не спорил и доверял опытным бойцам. А Приску, прошедшему обе кампании, доверял особо.
– Точно, пакость. Только пока не вижу, в чем подвох. Разве что пятеро пленников мгновенно превратятся в пятьсот и сбросят оковы.
– Пятьсот? – Военный трибун закрутил головой, похоже, обычную шутку он принял за реальную версию. – Твои люди в крепость не войдут! – крикнул он Сабинею.
Но варвар не обратил внимания на угрозу трибуна.
– У меня собственноручное послание от царя Децебала легату Лонгину. Легат Лонгин в Дробете? – Приску почудилась в вопросе Сабинея насмешка.
– Всё-то эти варвары знают, – буркнул трибун. – Уши у них, что ли, в камнях имеются? Вот прикажу всех местных из поселка выгнать… – Требоний замолк, сразу сообразив, что выгнать местных из поселка не получится: потому как большинство местных – это женщины, а без баб гарнизону никак не обойтись.
– Теперь-то я понял, – хмыкнул Приск. – Им так не терпелось передать Лонгину послание царя, что ребята напали на нас по дороге. Похоже, придется их не распинать, а награждать.
– Трибун, я войду как посол и передам тебе в руки нарушителей перемирия, – предложил Сабиней. – Но дай слово, что я выйду свободно назад.
– Соглашаться? – спросил Требоний. Центурион кивнул. – Даю слово, – пообещал трибун уныло.
Какой же здесь подвох? Приск напрасно всматривался в даль из-под руки. Вокруг никого. Даже пастухов с отарами, что пригоняют к лагерю на продажу скот, и тех не было видно.