Наследник из Сиама
Шрифт:
– Разумеется, готова. А в чем риск?
– Надобно слух пустить, будто князь желает сделать наследницей вас. Однако не сразу, попозже.
– Помилуйте, эдак меня убьют, – не обрадовалась Марго.
Но Виссарион Фомич оставил без внимания ее страхи, ибо уже выстраивал в уме путь к тому, кто решился стать преступником, потому его интересовали некоторые подробности:
– А кто первейший наследник князя, его любимчик? Кому достанется львиная доля состояния, а кому крохи?
– Мне неизвестно, – ответила она со вздохом сожаления.
– А
– Сделаю все, что от меня зависит.
– Это не все. Не могли бы вы, ваше сиятельство, выяснить тайные слабости претендентов на наследство? Ну, там… есть ли игроки в семье, любители скачек, скряги, дамские угодники, завистники… Мне надобны пороки-с.
– Понимаю. Задолжавшему игроку нужны деньги, взять их негде, только ежели получить наследство.
– Надеюсь, сударыня, вы проявите осторожность?
– Не волнуйтесь, Виссарион Фомич, я знаю, куда мне предстоит залезть, но также неплохо знаю этих людей.
– Осторожность, уважаемая, не помешает. Иной раз человек видится вполне благопристойным, говорит правильно, а на деле подл и мерзок. Распознать такого весьма сложно, тем он и опасен.
Карета остановилась у полицейского участка, Зыбин зашевелился, готовясь выйти, да Марго его задержала:
– Скажите, сударь, а что с женщиной из проруби? Что за объявление вы хотите дать в газеты?
– Надо бы… – хитро заулыбался тот. – Покамись подумать надобно! Позже посовещаемся, ваше сиятельство, и Кирсанова пригласим. Честь имею, сударыня.
Она велела ехать домой, про себя торжествуя: ей удалось-таки переломить женоненавистника Зыбина, он теперь встречает ее с распростертыми объятиями.
Трое суток промаялась найденная девица в беспамятстве, даже доктор потерял надежду и вынес приговор: сгорит. Помимо тяжелого переохлаждения у больной он нашел нервное истощение, из-за чего организм не желал сопротивляться смерти. Вот и ждали, когда помрет. Молились. По настоянию Прохора доктор прописал лекарства и настои, да только всем было ясно, что не помогут они – дурная трата денег. Один Прохор бился за жизнь найденки, уходя к себе на несколько часов, чтобы поспать.
На пятые сутки под утро она водила осмысленными глазами, но понимать, где она и что с ней, – не понимала, оттого в ее зрачках притаился ужас. Девушка сделала слабую попытку подняться, да только сил не хватило, тихо охнув, она упала на подушку.
В комнате с ней находилась Нюшка, которую отдали в люди тому лет пять, за это время она неплохо научилась отлынивать от работы, но до первых тумаков. После взбучки Нюшка исправно трудилась на благо хозяев, затем снова хитрила и увиливала от работы, снова получала затрещины и затем проявляла усердие. Ходить за болящей – просто манна с небес, Нюшка не теряла зря драгоценного времени и отсыпалась у постели барышни, а что там с умирающей – ей было плевать.
Вздох Нюшка услышала, проснулась и подскочила, прижавшись к стене спиной и крестясь. Думала, барышня померла, испустив последний вздох – так умер папаша Нюшки, но, увидев перепуганные глаза, блестевшие, как у живого человека, она выпалила:
– Барича позову, а ты лежи туточки…
Выскользнув за дверь, Нюшка подняла юбку повыше и, топоча на весь дом босыми пятками, пронеслась по длинному коридору. В комнату Прохора, наказавшему непременно сообщить, если чего с барышней случится, стучалась лихорадочно, приговаривая:
– Барич! Барич, отзовися! Это я, Нюшка. Барич!
Дверь отворилась, на пороге появился заспанный Прохор:
– Какой я тебе барич, дура? Мы не баре, а купцы. Чего шумишь?
– Да как же! – вытаращила бесцветные глаза с белесыми ресницами девчонка. – Вы ж велели! Найденка очнулася.
Прохор понял, ринулся назад в спальню, схватил халат и, на ходу его натягивая, кинулся в комнату умирающей.
Она зажмурилась, сведя брови, будто увидела чудовище или ждала чего-то ужасного от незнакомого мужчины, который склонился над ней.
– Не бойся, не бойся меня, – заговорил шепотом Прохор. – Тебе ничего дурного здесь не будет. Я нашел тебя на снегу за городом и привез домой. Жар у тебя был, в беспамятстве четверо суток промаялась… Ты понимаешь меня?
Девушка не ответила, не приоткрыла зажмуренных глаз, но чуть заметно кивнула, а это означало, она в сознании. Прохор слегка дотронулся до ее лба, убедился, что недавнего жара нет, хотя лоб еще горячим был, улыбнулся – у него гора с плеч свалилась. Трудно переносить немой укор от родных, будто совершил он постыдный проступок, удивительно, что и отец ни слова упрека не сказал, в то же время не разговаривал с сыном, вроде как обиду затаил.
– Ты поспи, – тихо произнес Прохор на прощание найденке. – За тобой смотрит девка, звать ее Нюшкой, коль чего понадобится, скажи ей.
И на этот раз она не разомкнула век, по всему видно было, что его слова не принесли ей спокойствия. Погладив ее по щеке, Прохор отошел к двери, но, прежде чем уйти, оглянулся – найденка лежала все так же: зажмурившись. Он пожал недоуменно плечами: что она себе там думает, к зверям попала, что ли?
Как только хозяин ушел, Нюшка подошла к кровати и спросила:
– Тебя как звать-то? (Найденка распахнула глаза, смотрела на девку, как на диковинку, и не говорила имени своего.) Нешто забыла имечко? Бедная… Так ить по голове стукнули, до крови разбили, мы туточки думали, что помрешь вскорости, а ты вон… Ну, ничче, авось вспомнишь, кто ты есть такая и откуль взялася. А-а-а… – зевнула девчонка, раскрыв рот во всю ширь и даже больше, вытянув руки вверх и выгнувшись назад. – Я туточки посплю малость, а то у меня без тебя работы по дому довольно. И ты спи. Спи.
Конец ознакомительного фрагмента.