Наследник раджи
Шрифт:
— Письмо! Письмо! Мисс Грэс спасена!
Генерал чистил свое оружие, много послужившее за последнее время.
— Молчи, дурак! Или ты хочешь убить госпожу? Давай письмо!
— Нет, дайте мне. Оставьте меня, дети. Я не упаду в обморок. Что сказал Ясин? Она спасена?
Ее дрожащие пальцы не повиновались, она никак не могла распечатать письмо. Трикси пришла к матери на помощь и прочла, что писал Том.
Когда она смолкла, на минуту водворилось глубокое молчание. Затем все заговорили сразу. Молодые девушки теснились вокруг отца.
— Папа, поедем в
Генерал искал глазами жену, которая уже готовила с помощью Ясин-Хана чемодан.
— Вильфрид, мне необходимо ехать. Я нужна ей.
— Ты нужна всем нам.
— Да, но ей нужнее всего. Где же Субдул? Я могу переодеться так же, как Берти.
— Это нелепо! — воскликнул генерал хриплым голосом. — Уж если кому ехать, так мне!
— Нет, Вильфрид, твое место здесь, с прочими дочерьми. Грэс спасена, но я нужна ей. Том не написал бы, если бы это не была правда. Я сойду с ума, если ты станешь меня удерживать.
Генерал очень серьезно посмотрел на жену:
— Обещай мне, что не будешь рисковать, и я посмотрю, что можно сделать.
— Благодарю тебя, друг мой, — отвечала она покорно. — Обещаю тебе, но медлить нельзя.
Стоял октябрь, и сильная жара уже миновала. События также шли своим чередом.
В Лукно, куда еще м-р Кемпбель не успел прибыть со своими ветеранами, чтобы снять осаду, Гавелок и храбрый Утрам защищались с блестящим успехом. Каунпор снова находился в руках англичан, и Тантия Тонэ, последний вождь восставших, приготовлялся к отчаянному усилию. Таковы были вести, встретившие раджу при приближении к его столице.
Гонцы возвестили о его возвращении, и народ волновался. Крестьяне толпами направлялись в город, и деревни почти опустели.
Как в первый раз, раджа остановился в сумерках в четырехстах шагах от главных ворот. Чундер-Синг, Лутфулла и другие именитые граждане, а также отряд кавалерии ожидали его, чтобы встретить с почестями.
— Благодарю вас, — говорил раджа, протягивая руку Чундер-Сингу. — Это залог вашего прощения. Итак, народ согласен меня принять?
— Верность гумилькундского населения его государю Биражэ Пирта Раю не поколебалась ни на минуту.
— Прекрасно. Но нам надо раз навсегда объясниться. (Он говорил на туземном наречии, чтобы все могли понимать его.) Я хочу, чтобы между нами все было ясно. Я — англичанин. Каким образом я прихожусь родственником вашим древним государям и какая степень родства связывает нас, я этого сам не знаю, но как только мне удастся добыть какие-нибудь сведения об этом, вы узнаете все. До тех же пор я не стану дольше притворяться. Если вам неприятна мысль о чужеземном правителе, я удалюсь и предоставлю вам выбрать себе государя, за которого я обязуюсь ходатайствовать перед британским правительством. В одном я уверен: в том, что ради памяти моих предшественников, любивших англичан, добрые жители Гумилькунда дадут приют беглецам, которых я везу с собой.
Он остановился. Одобрительный ропот был ответом на его речь.
— Наш раджа сказал мудрые слова. Он показал себя истинным сыном Биражэ Пирта Рая. Его народ ждет его, чтобы
Оба конвоя выстроились в два ряда на мосту. Гумилькундские начальники вышли из экипажей и встали, повернувшись спиной к городу, немного позади Тома. По дороге быстро приближался паланкин, который несли восемь носильщиков. Занавесы были открыты, и при свете пылающих факелов все увидали бледное лицо, белое платье и глубокие глаза белокурой англичанки. Все смотрели на нее с изумлением, как на сверхъестественное явление. Сам Том никогда не видал ее такой прекрасной. Но этот неподвижный взгляд, это странное выражение! Тело ее было здесь, а душа «далеко».
Паланкин остановился. Том хотел подойти и приветствовать прибывшую, но слезы душили юношу. Молодой человек поклонился по-восточному, нагнувшись до самой луки своего седла, и сделал знак Чундер-Сингу.
— Сударыня, — сказал тот на хорошем английском языке, — его сиятельство уступает мне честь первым приветствовать вас в Гумилькунде. Мы знаем о вашем героизме и ваших страданиях. Будьте уверены, что в столице раджи вы в такой же безопасности, как у себя на родине.
— Я уверена в этом, — отвечала Грэс улыбаясь, — и благодарю вас от всей души.
Оглушительные приветствия заглушили ее ответ. Раджа сделал знак, и паланкин, вслед за Королевой Снегов, на которой он ехал, двинулся по аллее, представлявшей собой море тюрбанов и развевающихся знамен.
XXXVII. Письмо из Англии
Среди всеобщей суеты никому не пришло в голову предупредить англичанок о возвращении раджи. Однако слух об этом событии скоро дошел и до них. Сумбатен, служанка Аглаи, удивленная шумом во дворце, решилась выйти в одну из внешних зал и узнала там счастливую весть. Беглецы отказались верить. В сумерки айя, посланная на разведку, вернулась с известием, что с рынка слышится шум, но во дворце никого нет. Все переглянулись, колеблясь между надеждой и страхом.
Зала перед их комнатой, где был подан, как обыкновенно, ужин, казалась со своим роскошным мраморным полом, резными колоннами, цветами, птицами и бьющими фонтанами осуществлением волшебного сна. Но англичанки, уже привыкшие ко всей этой роскоши, не обращали на нее внимания в этот вечер. Они прислушивались и ждали. Наконец ворота дворца отворились, и шум многочисленных голосов наполнил дворы и лестницы. Люси судорожно сжимала зубы. М-с Дюран прошептала прерывающимся голосом:
— Посмотрите! Я не решаюсь…
Почти в ту же минуту она бросилась к дверям, не помня себя от радости.
— Кит! Мой мальчик! Это он!
Серебристый голосок, который она уже не надеялась услышать на земле, звучал громче других. Кит впереди всех бежал по главной лестнице. Он увидал бледное, радостное лицо матери.
— Мама! Мама!
Женщина схватила мальчика, прижимала к сердцу, целовала, ласкала, как крошечного ребенка. Это было очень приятно, но несколько оскорбительно для такого героя, как он.
— Благодарю, мама, я очень рад, но мы загородили дорогу всем, а там столько народу.