Наследник Синей Бороды
Шрифт:
Септ обернулся и побледнел — синие глаза Ферди от слёз ещё больше напоминали два озера, щёки покраснели от рыданий. За плечо младшего сына держал сам Синяя Борода.
«Что, даже не попрощаешься?» — усмехнулся Жиль. По его словам Септ вдруг понял, что отец надеется, что сын одумается и останется.
«Прощайте, — процедил Септимиу, а затем перевёл взгляд на брата. — Прости меня, Фердинанд».
«Септи, о, Септи, — Фердинанд так расчувствовался, что ничего не мог внятно произнести, — зачем ты бросаешь меня, Септи?»
«С тобой мы ещё увидимся, я обещаю, — сказал Септимиу, и вновь обратившись к отцу, крикнул. — А вот тебя я не хочу видеть больше никогда!»
«Ты думаешь, что проклятье останется здесь,
Септ проснулся на смятых и мокрых от собственного пота простынях. Было почти утро. Мэделин дремала рядом. Кровать в спальне, некогда принадлежавшей Септимиу, была достаточно большой, чтобы сон супруги не был потревожен. Мужчина осторожно вылез из кровати и подошёл к окну. Сквозь пыльное стекло виднелся заросший бурьяном сад.
Септ задумался — а ведь и правда, что с Фердинандом они ещё встретились, на похоронах отца. А вот живого Жиля в тот год он видел в последний раз. Кто бы мог подумать, что те слова окажутся пророческими. Сейчас Септимиу даже жалел об этом — герцог всё же любил своего строптивого сына, но был слишком горд, чтобы сказать это вслух.
Комментарий к Дом, в котором родилось зло
*Септимиу - от римского родового имени Septimius, происх. от личного имени Septimus - “седьмой”
========== Безумие ==========
С первого дня приезда Септ больше не спускался в подземелье, дабы избежать искушения. Тогда он едва сдержался, чтобы не открыть красную каморку. Мужчина не знал, осталось ли в этой комнате какое-то напоминание о зверствах отца или нет, но если осталось — это могло приблизить безумие. Проснувшись рано утром на второй день отпуска, он решительно снял золотой ключ с общей связки и зашвырнул его в одну из китайских ваз, стоящих в кабинете его отца. Там Мэделин не смогла бы его найти, а Септимиу не стал бы искать. Сперва он хотел выкинуть проклятый ключик из окна в сад, но демон не дал ему этого сделать. Демон был голоден, и чувствовал себя сильнее в Лью Тиро.
И хотя Септ не избавился от ключа на совсем, не видя его каждый день, он почувствовал себя свободнее, и это освобождение сделало отпуск гораздо лучше. Септимиу и Мэделин прибрались в большей части комнат особняка. На такси съездили в город за новыми лампочками и питьевой водой и запаслись провизией. Когда в доме де Рэ снова появилась жизнь, он перестал быть таким зловещим, и тени прошлого, если не исчезли совсем, то затаились в тёмных углах, боясь даже высунуться.
После того, как с уборкой было покончено, Мэд начала строить планы по поводу сада, что располагался за особняком. Она не была особой фанаткой цветоводства, но пару симпатичных клумб вполне могла благоустроить. Септимиу оставил её наедине с грандиозными планами, а сам отправился в гараж, проверять работоспособность отцовских машин.
В небольшом ангаре оказалось ровно шесть автомобилей. Два из них были созданы в самом конце XIX века — это были одни из первых автомобилей на бензиновом двигателе внутреннего сгорания, произведённых во Франции. Их Септ решил выставить на аукцион в будущем. Ещё две машины — Ситроен и Мерседес-Бенц были довоенного времени. Через несколько лет они будут стоить гораздо дороже, продавать их сейчас было бы бессмысленно. Скинув чехлы с последних двух автомобилей, Септимиу обомлел. Они были выпущены меньше сорока лет назад и стояли совершенно нетронутыми, как новые. Правда, они не заводились. Септ решил исправить проблему и принялся с воодушевлением копаться в Порше 911, выпущенного в восьмидесятых годах, предпочтя его Форду Мустангу. Но когда он открыл багажник, в поисках нужных инструментов, то отшатнулся от машины, как от прокажённого.
Суровый
Отец — статный, хоть и полный мужчина. Художник хорошо передал властный взгляд тёмно-карих глаз, суровую улыбку, блеск смоляно-чёрных волос и аристократичную бледность кожи. Ну и конечно, Жиль был изображён с изящно подстриженной синей бородой, прикрывающей массивную шею. На нём расшитая золотом и мехом одежда эпохи Возрождения глубокого синего цвета. Жиль был красив для любого времени — с бородой или без неё, с короткой стрижкой или длинными волосами, бледный или румяный — он как магнит притягивал женщин. Притом чаще всего женщин домашних и покорных, готовых терпеть его прихоти и зверский характер.
На втором портрете был изображён старший сын Жиля — Тобиас. Картина была создана в день совершеннолетия в 1534 году*, а к тому моменту его мать уже была мертва. Септ ничего не знал об этой женщине, а сам Тоби говорил, что «она была невоспитанной деревенщиной и часто злила отца». Тобиас запечатлён на полотне один, в холле поместья. На фоне можно было разглядеть старую обстановку, более скудную и тёмную, чем сейчас. Тоби очень напоминал отца — его фигура была такой же мощной, и хотя он был шатеном, но таким же бледным и кареглазым. И конечно, на лице Тобиаса была синяя борода, длинная, заплетённая в косу, в подражание викингам. На портрете Тоби был в красном бархатном костюме и чулках. На его ногах были чёрные туфли с серебряными пряжками, а на голове красный бархатный берет с большим пером — распространённый предмет одежды того времени. В отличие от всех остальных братьев Тобиас умер насильственной смертью — его закололи ножом.
На следующем полотне был изображён второй брат Николе, рядом с матерью Ифижени. Ифижени — яркая блондинка с зелёными глазами и родинкой над губой справа, очаровательная в свои тридцать с лишним лет. Николе весь в неё — непорочный ангел во плоти, утончённый юноша с припухлыми губами, большими глазами и той же самой родинкой, что и у матери. По этой родинке его потом и опознали — Ник утонул в реке и его тело пробыло в воде больше недели, пока распухший и потемневший труп не прибило к берегу. Но на картине он и его мать, оба в зелёных пышных праздничных одеждах, так подчёркивающих их глаза, изображены в залитой светом бальном зале. Это был 1616 год, через несколько часов должен был начаться бал в честь совершеннолетия Николе. Тем же вечером, чуть только гости разошлись у второго брата начала отрастать синяя борода. Ник убил одну из служанок, пока Жиль пытал в подвале его мать.
Третий портрет оказался в руках Септа и с полотна на него взирал Редмунд — третий по старшинству сын Жиля де Рэ. В свои восемнадцать Ред был строг и серьёзен. Он изображён на коне, в чёрном костюме, высоких ботфортах и расшитом серебром фраке, цвета запёкшейся крови. Его рыжие волосы собраны в хвост чёрной лентой, а в светло-карих глазах лукавая искра. У Редмунда всегда был такой взгляд, будто он знает все твои тайны. Матери Реда на портрете нет, как говорил он сам: «я не хотел, чтобы эта порочная женщина мешалась у моего коня под ногами». Септимиу не понимал, почему Ред так относился к ней, пока однажды не узнал, что брат сам убил её в том же 1657 году. На лице Редмунда тут же отрасла синяя борода, когда мать в пьяном бреду призналась, что видит в нём мужчину, а не сына. Бороду средний брат не отращивал и сбривал часто, потому что безумие настигало его едва ли не каждый месяц. Он умер от удара током, когда его электрическая бритва упала в полную ванну во время мытья.