Наследник. Поход по зову крови
Шрифт:
Насчет седин добрый дядюшка Армин явно погорячился: он был практически полностью лыс, а о цвете тех немногочисленных волос, что еще имелись в наличии, сложно было судить.
– В общем, так: школу Второго окна способны окончить даже отъявленные тупицы, даже те, что мелют языком на моей кухне. Я имею в виду этого недомерка Ржигу, твоего дружка. Вот этот тип точно загремит у меня в Трудармию, когда подойдет время. А ты – марш за книжки! И чего я держу тут этого заплесневелого болтуна Карамотля?
– И чего вы держите болтуна Карамотля? – с живостью
– Что? А?.. Да! Нет! Молчать! Не перебивай меня, щенок! И чего я держу этого пыльного старикашку, раз уж он не способен вложить крупицы знаний в твою башку? – закончил мысль опекун. – В который раз поражаюсь своей доброте! А, ты еще здесь?.. Маррш!!
Себастьяна вынесло из комнаты. Барон Армин с сокрушенным видом развел пухлыми руками и залпом выпил кружку эля.
День, который переломил жизнь Себастьяна и задал новую точку отсчета – до и после него, – начался неброско. Тускло. Бессодержательно. В ночь накануне этого бесславного дня полубрешак Ржига нарушил все мыслимые запреты и отправился в таверну «Баламут». Здесь он встретил своего родного дядюшку Ялинека – чистокровного брешкху, если вообще можно было считать чистой кровь, в которой текло такое количество алкоголя.
По состоянию сердца Ялинеку вообще не рекомендовали употреблять вино, в особенности дешевое альтеррское пойло, которым он несколько злоупотреблял последние несколько лет своей жизни. Однако он не обращал никакого внимания на эти дурацкие советы.
В ночь появления в «Баламуте» Ржиги его дядюшка Ялинек сидел в самом дальнем углу таверны и в самой предосудительной компании. Здесь были двое торговцев, высланных из центра провинции за мошенничество; два пьяных рыбака из артели Ганроута, какие-то растрепанные девицы с голыми грудями, мордоворот с неопределенным родом занятий, а также портовый вор Бубба и бакалейщица Бабба, похвалявшаяся связью с местным интендантом Трудармии.
Впрочем, на этот раз обсуждали не половую активность милой бакалейщицы. Даже несмотря на то, что все участники беседы были в приличном подпитии и то и дело прикладывались к общему кувшину с крепким бурым элем, говорили тихо, почти шепотом. Вытягивали шеи и пригибались к деревянной, заляпанной соусом столешнице:
– Я сам видел. Парни из нашей артели даже сеть порвали, когда тянули, а ведь сеть… оно… тово…
– Да, попалась нам тварь не из нашего мира… Вроде и рыба, только вот не слыхал я, чтоб у рыб были ноги… И таких зубов, как в пасти у той страшилищи, у наших берегов не доводилось видеть. Не иначе как ее изрыгнул сам Омут!
– Враки все это… Нужно у кого поумней спросить…
– У кого? Мож, напишешь самому владетелю Корнельскому?! Он-то тебе, сквернавцу, враз ответит…
– Тшшш! Что там еще было, артельный, скажи?
– Когда мы миновали пролив Мару, вся вода стала кипеть, а в глубине появились какие-то огни… Так, как если бы дно вдруг стало раскаленным!
– А у Серого мыса, слышно, о прошлой неделе поймали в море демона – видом как волк, только без шерсти и с жабрами… – перебивая предыдущего рассказчика, встряла бакалейщица Бабба. – Рыбаки его показывали за три йодла на ярмарке в городе. Пока городской глава не велел тварь отобрать, а рыбакам – отписать бумагу, по которой те ничего не видели, не слышали, в чем и расписались.
– Ой, вру-у-ут…
– Не скажи…
– За такие сплетни могут и к ответу призвать. Дескать, разлагаешь своей болтовней, вместо того чтобы работать. А за показ неведомой твари на ярмарке можно загреметь и в штрафной полк Трудармии… Так что – чушь это, не было такого.
– Армия! Не тем она занята, не тем! Близится война с Черной Токопильей, – авторитетно заявил вор Бубба, так, словно у него были осведомители в самом ордене Рамоникейя. – Только Предрассветные братья, эти псы, могут подкинуть нам такую подлянку, запустить в наши воды всех этих тварей. Уж я знаю, я много повидал на этом свете. Испытал такое, что вам не снилось! Тьфу ты!.. Чтоб мне пропасть!
И он сплюнул прямо на локоть мясистой бакалейщице Баббе, за что получил чувствительный тычок в бок.
В свое время Бубба просидел два месяца в тюрьме. В застенок он загремел вовсе не за кражу (за это могли и повесить), а за предположительную причастность к похищению нескольких девиц из Угурта и окрестностей. До слабого пола Бубба всегда был большой охотник, но тут подозрения не подтвердились. Буббу выпустили, но с тех пор он считал себя страдальцем и, что называется, тертым.
– Какая война? Токопилья далеко, за океаном, за Омутом, – влез один из артельных. – Чтобы затевать войну, нужно хотя бы доплыть. А мы отродясь не видели тут ни одного ейного корабля.
Тут слово взял Ялинек. Этот был вдребезги пьян, однако его пивной класс был таков, что позволял участвовать в разговоре практически безо всякого ущерба для проникновения в тему.
– Близится время оно! – без обиняков объявил он. – Будут вам корабли Токопильи! Будут Предрассветные братья и прирученные ими твари! Я собственными глазами видел, как из дальних пучин Омута вернулся корабль, привезший нам погибель! Старый Пшистанек умер на месте, да и мне не быть бы живу, если б не припустился бежать! С тех пор минуло два десятка лет, и теперь точно говорю вам, честная братия: близится время оно! И чтобы выжить – одной согбенной спиной и мозолистыми руками теперь не обойтись!