Наследники империи
Шрифт:
“Разумно,” согласился Шон через мгновение, затем вздрогнул. Это не было приятно, осознавать, как близко они подошли к смерти, но это было еще менее приятно знать, что восемьдесят тысяч человек погибло, как случайный побочный продукт усилий, чтобы убить его и его сестру. Ненависть — или, что еще хуже, холодный расчет — такого акта была ужасна. Он встряхнулся освобождая себя от этой мысли и надеясь, что она не вернется, чтобы преследовать его в кошмарах.
“Так, хорошо. Если все так, а я думаю что, ты и Сэнди, вероятно, правы, Гарри-тогда нам не нужно разбираться в этой ‘прорве программного обеспечения’ ‘Израиля’. С другой стороны, путешествие собирается занять достаточно много
Три человеческих головы решительно закивали и Брашан завил свой гребень, что означало отсутствие возражений. Шон криво усмехнулся.
“Я рад, что вы согласны. Но в то же время, уже прошло шесть часов с момента когда все пошло к черту. Я не знаю как вы, но я от проголодался.”
Все на мгновение опешили от его прозаического замечания, но они были молоды и имели здоровый аппетит. Удивление быстро перешло к согласию, и он улыбнулся более естественно.
“Кто будет готовить?”
“Кто угодно, только не ты.” Замечание Сэнди поддержал хор голосов. Шон Макинтайр был одним из очень немногих людей во Вселенной, которые могли бы сжечь кипящую воду.
“Ладно, г-жа Острячка, тогда тебя я поставлю во главе камбуза.”
“Меня устроит. Лазанья, я думаю, и специальный гарнир тонко приправленный мышьяком для Брашана.” Она посмотрела на юного командира ‘Израиля’. “И, может быть, мы сможем убедить его поделиться с вами, Капитан Блай,” добавила она ласково.
Глава 11
Император Человечества открыл глаза от отчаянных стонов, и на мгновение, еще не пробудившись окончательно, почувствовал только гнев. Гнев пробуждения от мучивших его снов, гнев, в котором он должен найти в себе силы перед лицом чужого горя. И, пожалуй, самое главное, гнев, что слезы были неконтролируемые, столь удушающими, что он… стыдился себя.
Он повернул голову. Джилтани несчастно свернулась в клубок на противоположном краю их кровати, обхватив подушку руками. Ее плечи тряслись, от её рыдания в пропитанную слезами наволочку и его гнев от пробуждения исчез, когда он услышал эти звуки и понял, что действительно породил этот гнев. Беспомощность. Он не мог исцелить ее боль. Ее горе не было чем то, с чем он мог сразиться. Он даже не мог сказать ей что “все будет хорошо”, потому что они оба знали, что это не так, и это мучило его чувством неполноценности. Это была не его вина, и он это знал, но это знание было бесполезно тяжело раненному сердцу страдающей женщины, которую он любил больше всего на свете.
Он перекатился на бок и обнял её, она сжалась еще сильнее, уткнувшись лицом в подушку, которую сжимала. Ей было стыдно, — подумал он. Она осуждала себя за свою “слабость”, и еще одна вспышка иррационального гнева охватила его — гнев на нее, что она причиняет боль себе. Но он подавил свой гнев, прошептал ее имя и поцеловал ее волосы. Она сильно сжала подушку еще на какое то мгновение и затем обмякла в его руках, она плакала от отчаяния, когда он прижал её к себе.
Он гладил ее вздрагивающие плечи, лаская и целуя ее, при этом у него самого текли слезы, но он не стал говорить никаких стандартных фраз, которые в конечном счете, были бы просто ничего не значащие слова. Он просто был рядом, обнимая её и показывая ей свою любовь. Доказывая ей, что она была не одна, так же как однажды она доказала ему, что он не был один, пока постепенно-так душераздирающе постепенно, ее плач не спал и она задремала на его груди, в то время как он смотрел в темноту от боли его собственной утраты и ненавидел вселенную,
Дахак в очередной раз закрыл файл на гипер двигатель ‘Имперской Земли’. Если бы у него было тело из плоти и крови, он бы устало вздохнул, но он был существом молекулярных цепей и силовых полей. Усталость была ему чужда, это понятие он мог понять из наблюдений за биологическими объектами, но никогда её не чувствовал… в отличие от горя. Горе он научился понимать слишком хорошо в течение последних месяцев после смерти близнецов, а также, еще он научился понимать бессилие.
Это было странно, подумала крошечная часть его поразительного интеллекта, что он никогда не понимал разницу между беспомощностью и бессилием. Он провел на орбите Земли пятьдесят тысяч лет, в ловушке между командами, одной, уничтожить Ану, и другой, которая запретила ему использовать необходимое оружие, в населенном мире. Достаточно мощное, чтобы очистить планету из космоса, но это еще не бессилие, он изучил в полной мере беспомощность за время недоступное ни одному человеку. Но за все это время, он никогда не чувствовал себя бесполезным-не так, как он чувствовал сейчас, — потому что он понял причину своего бессилия… после этого.
Не сейчас. Он пересмотрел все этапы разработки ‘Имперской Земли’, с Балтаном, Владом и Гераном, в поиске изъяна, который погубил ее, но они ничего не нашли. Он запускал моделирование за моделированием, воспроизводя все возможные комбинации на виртуальной оболочке ‘Имперской Земли’, в попытке выделить причудливое сочетание факторов, которые могли бы её уничтожить, и не находя ничего убедительного.
Вселенная была огромна, но и она регулировалась законами и процессами. В ней всегда было что-то для изучения, даже (или особенно) для такого, как он сам, но в пределах параметров, которые можно было увидеть и проверить все было понятно и были все условия для достижения истины. Это сама суть знания, он использовал каждую крупинку своих знаний для защиты людей, которых он любил… но защитить их так и не смог.
Он решил не рассказывать Колину о команде Альфа Приоритета, которую отдал ‘Имперской Земле’. Это не помогло, и раскрытие этого только причинит боль его друзьям, как еще одно усилие повысить безопасность с его стороны, — которое ничего не спасло. Они не сказали ни слова, чтобы осудить его за то, что он настаивал на конкретном судне, и не будут это делать. Он знал это, и это делало только больнее. Он причинил достаточно боли; он не хотел ранить их снова.
Он отличался от своих друзей, потому что был потенциально бессмертен, и даже с био-улучшениями они были очень недолговечными существами. Однако краткость их существования только делала их бесценнее. Он будет получать удовольствие от общения в их компании за столь короткое время, а затем они останутся жить только в его памяти, потерянные и забытые Вселенной и своим собственным видом. Именно поэтому он так боролся против тьмы, в своем яростном стремлении защитить их.
И это было также причиной, почему, в первый раз в своей немыслимой жизни, его раненая часть закричала от боли и тщетности против вселенной, которая уничтожила тех, кого он любил и не мог найти причину, по которой это произошло.
“… И т. д.”, негромко сказал Влад Черников: “мы должны заключить, что ‘Имперская Земля’ была потеряна по ‘неизвестным причинам’. “Он печально оглядел стол. “Я глубоко сожалею, — и все из нас, — что мы не можем дать лучший ответ, но наши самые исчерпывающее исследования не могут найти причину ее гибели.”