Наследники Лои
Шрифт:
Лера прижималась к белому от мороза стеклу, чувствуя, как с каждой минутой сердце заполняет странная пустота. В отогретом дыханием кругляше, медленно проплывали дома, улицы, грязные сугробы.
Рядом, тревожно поглядывая на нее, сидела красивая женщина в толстом платке. Она прижимала к себе второго малыша, который вертелся в поиске пропавшего братца.
Неожиданно накатило жуткое ощущение. Девочка вздрогнула. Показалось, что на нее смотрит покойник. Странная пелена заволокла печальные светлые глаза. Будто мелкая рябь прошла по утомленному лицу женщины. Но вот, она грустно улыбнулась, и наваждение пропало.
– "Тебе
– Нет!
– покачала она головой, и добавила громче: - Мне выходить скоро.
Когда на одной из остановок, вошла мамаша с большой заплечной сумкой, с двумя карапузами на руках, Лера, как была научена, уступила свое место. А увидев, как та пытается устроить на коленях, завернутых в одеяла близнецов, предложила помощь. Женщина, благодарно кивнула, передала незнакомой девушке свое чадо, и всю дорогу беспокойно поглядывала в ее сторону.
Трамвай катился слишком медленно. Дорога сегодня, казалось особенно длинной. До войны все было иначе.
Неожиданно ей вспомнились яркие летние улицы, кафе - мороженное, парк, карусели. Откуда-то из неведомой дали, послышался мамин голос:
– "Оленька! Пойдем с нами! Не бойся! Папа тебя будет крепко держать!"
Вспомнилось огромное колесо обозрения, детские слезы, обида на свой страх высоты. Нарядная площадь, каштаны. Совсем молодая бабушка. Сильные руки отца, темные, как и у нее, глаза, родной голос.
"Как все это было давно! Кажется, вообще в другой жизни!"
Действительно, теперь все совсем иначе. Теперь она уже не Оля, и бабушка давно уже не та, и самое главное, больше не было родителей.
Она плохо помнит, как это произошло, но в тот день, им пришлось срочно бросить все, бежать в другой город, сменить фамилию, имена, и больше никогда туда не возвращаться. Она по-прежнему любила своих родителей, и еще, очень скучала по родным местам. Часто снились ей Московские дворики, тенистые аллеи в дендрарии, где она мечтала собрать коллекцию тропических растений. Жаркое южное солнце, раскаленные дорожки на детской площадке.
Лера, так задумалась, что едва не пропустила свою остановку. Мелькнула старинная кованая ограда знакомого до каждой скамейки, до каждого камешка парка. Она забеспокоилась. Через сто метров остановка, а к двери еще нужно добраться.
Но она успела. Лера устроила своего милого попутчика на коленях у матери, кивнула на прощанье, и в последний момент выскочила в грязный, больше походивший на строительный раствор снег.
– Уф-ф!
– вздохнула она облегченно, - "следующая Куприяново, и не успей сейчас, пришлось бы целый квартал пешком топать". Она поправила лямку школьной сумки, и тут, услышала самый страшный в эти дни звук. Откуда-то сверху, из-за нависших над городом, тяжелых свинцовых туч, надвигался монотонный гул.
"Не успеть!" - Мелькнуло в сознании, а затем послышался нарастающий свист, всегда вводивший ее в какой-то дикий, совершенно безотчетный ужас.
Первая бомба упала где-то на соседней улице. Страшно громыхнуло, закачалась земля, из окон посыпались стекла, а в следующую секунду, ее швырнуло в придорожный сугроб. За спиной со страшным грохотом обрушились небеса, огненное дыхание смерти прокатилось вдоль улицы. Над головой пронеслось что-то быстрое и горячее. Совсем рядом, в трех шагах, врезался
Очнулась она от легких похлопываний по щекам.
– Ну, что ты, детка? Вставай! Нельзя так вот... Вставай милая!
– причитал знакомый голос.
Лера, с трудом разлепив запорошенные веки, узнала склонившуюся над ней Варвару Михайловну, соседку по лестничной клетке.
– Ох, нелюди! Ох, страсти-то какие!
– продолжала тем временем соседка.
– Сколько народу погубили! Нет на них Бога! Изверги проклятые!
Сквозь эти причитания и шум в голове, Лера расслышала чьи-то громкие вопли, и оглянувшись, в ужасе застыла. Перед ней предстала немыслимая картина. Девочка, смотрела туда, где изогнутые в страшной судороге, двумя тонкими ниточками обрывались рельсы, и не верила глазам. Там, в двухстах метрах от остановки, грудой изорванного, искореженного металла, лежало то, что еще несколько минут назад, было переполненным трамваем. Снег, по краям огромной воронки, окрасился в грязный бардовый цвет. Один из страшно изуродованных вагонов, был отброшен далеко в сторону. Оттуда и доносились эти дикие вопли.
Лера почувствовала, как у нее немеют губы, а затем, кто-то большой и сильный, погасил свет.
Пришла она в себя уже дома. Вокруг хлопотали соседки. Увидев, что она очнулась, помогли сесть. Голова кружилась, в глазах мельтешили черные мошки. Лера хотела встать, чтобы раздеться, но Варвара Михайловна, с другой соседкой, живущей ниже, сами стянули с нее промокшее пальто, растерли руки, и укрыли старым пледом. Затем, убедившись, что с девочкой все в порядке, ушли.
Бабушки дома не было. Она сегодня дежурила в пожарном. До утра ее можно не ждать. По словам соседок, рядом сильно пострадали несколько домов, а через улицу, прямым попаданием, разнесло продуктовый магазин. Там сейчас толпы мародеров, военные, конная полиция.
Лера почувствовала дикий голод. За сегодня она не съела ни крошки. С трудом поднявшись, на еле держащих ногах добрела в кухню, и присела на табурет у стола, пережидая накатившую дурноту. Здесь, накрытый большой салфеткой, лежал их с бабушкой трехдневный паек. Хлеб в городе давно давали только по карточкам, и с каждым днем, он становился все хуже. Не хотелось думать, что в него добавляли, но, на вкус это было нечто среднее, между древесной плитой, и подсохшим обойным клеем. Да только и этого жалкого выкидыша городских пекарен, катастрофически не хватало. С продовольствием в стране было очень плохо. Все шло на фронт, на победу. Радио ежедневно сообщало о тяжелых боях за Москву. Давно уже пали - Брянск, Новгород, Курск, и только столица держалась, укрепляя своей стойкостью сердца бойцов на остальных фронтах.
Лера трясущимися пальцами зажгла примус, вскипятила воду, и бросила в железную чашку щепоть разнотравья. Летом они с бабушкой ездили в деревню к тете Жене. Чай в городе давно считался непозволительной роскошью, потому, собранные там цветки и прочие лечебные травы, сейчас были очень кстати. Прихлебывая горячий настой, отщипывая по маленькому кусочку, она съела свой паек, и глянув задумчиво на оставшуюся бабушкину часть, с сожалением накрыла ее салфеткой. Есть хотелось невыносимо. Кипяток только раззадорил желудок.