Наследники по прямой.Трилогия

Давыдов Вадим

– Новый флаг Андорры поразительно похож на русский военноморской, ваше величество.

– И что же?! Вы хотите сказать – между частной, как вы, адмирал, изволили выразиться, «армией», подчиняющейся графине Дэйнборо, и переворотом в Андорре существует какаято связь?!

– Именно так, ваше величество.

– И какова же она?! – стараясь, чтобы содержащийся в его тоне сарказм окончательно не обескуражил Синклера, спросил Эдуард.

– Этого, ваше величество, я не знаю, – и Синклер тоже покосился на Черчилля, который всем своим видом демонстрировал – он, адмирал Синклер, несёт совершеннейший вздор, а он, Черчилль, вынужден тратить на это своё драгоценное время.

– И как же вы можете это хотя бы косвенно аргументировать?!

–

Первым крупным кредитом, который выдал «Фалкон» после поглощения «Бристоля», был кредит правительству Андорры. В Андорре выстроен аэродром, несколько гостиниц, оборудованы горнолыжные спуски – по последнему слову техники, открыт филиал «Фалкона», который, естественно, не облагается никакими налогами, всем сотрудникам «Фалкона» предоставлено андоррское гражданство. Великокняжеская гвардия состоит, разумеется, тоже из бывших русских военных, которым в этих горах сам чёрт не брат. Епископ Урхельский, один из двух соправителей, признал суверенитет Константина Первого буквально через несколько часов. Республиканское правительство Испании – тоже. Франция некоторое время не могла определиться, однако уже зимой тридцать четвёртого приняла верительные грамоты посла Андорры.

– А население?!

– Население Андорры полностью на стороне новой власти, ваше величество. Я полагаю, не стоит забывать, что всё это самое население уместится на двух улицах ИстЭнда. В их поддержке нет ничего странного. Принят целый ряд законов, которые упорядочили землепользование и распоряжение недрами, введено избирательное право, Совет Долин наделён функциями законодательного органа, учреждён университет…

– Тоже на деньги «Фалкона»?

– Вероятнее всего, да. Хотя, полагаю, финансовый климат Андорры привлекателен сегодня отнюдь не только для «Фалкона».

– А графиня?

– Графиня побывала в Андорре – это всё, что нам на сегодняшний день известно.

– То есть ничего. Восхитительно, – Эдуард развернулся к Черчиллю. – Сэр Уинстон?

– Это, действительно, замечательный в своём роде исторический и политический курьёз, ваше величество, – пожал плечами Черчилль. – Да, графиня обращалась в том числе и ко мне с просьбой повлиять на французское правительство в вопросе урегулирования Андоррского кризиса. В обмен на гарантии лояльности этого самозваного князя. Надо отдать ему должное, он оказался весьма ловким и полезным типом. У графини, знаете ли, фантастическое умение ладить с самыми разными людьми. Правительство вашего величества, имея андоррские гарантии лояльности, располагает теперь весьма интересным инструментом в Пиренеях. Сегодня, когда события в Испании приняли столь трагический и прискорбный во всех отношениях оборот, переоценить значение такого инструмента вряд ли возможно.

– А какова позиция Андорры?

– Строгий нейтралитет, как и следовало ожидать, милорд, – покровительственно кивнул Черчилль. – Князь имеет отличные связи в обоих противоборствующих лагерях, и его авторитет растёт, словно на дрожжах. Я думаю, что ключом к урегулированию испанской проблемы станет Андорра. Именно через неё идут денежные потоки в обе стороны. И не только денежные, надо полагать. Видите ли, ваше величество. Никто, собственно говоря, не мог предположить, что ситуация на Пиренеях станет настолько напряжённой. А сегодня, когда под угрозой наш суверенитет над Гибралтаром, связи «Фалкона» с Андоррой и лояльность Константина – всё это приобретает неимоверно важное значение.

– И как вам удалось уговорить французов, сэр Уинстон?

– Это оказалось даже легче, чем мы могли предположить. Никому не нужен очаг напряжённости, даже такой, на первый взгляд, ничтожный, как Андорра. Не следует забывать – объективная трудность горного пейзажа совершенно не располагает ни к масштабным сражениям, ни к применению тяжёлого оружия. А без этого партизанская война в горах, даже если её ведёт крошечный отряд до сотни человек, может сделаться мощнейшим фактором нестабильности для

государства, чувствующего себя и поувереннее, чем Французская республика. Коммунисты немедленно вцепились бы Думергу [253] в глотку за то, что тот «топит в крови национальноосвободительное движение народа Андорры», не остались бы в стороне и другие желающие половить рыбку в такой мутной луже. Насколько я знаю, все андоррские гостиницы были под завязку набиты щелкопёрами всех мастей, только и ожидавших чегонибудь погорячее. Кстати, их поили и ублажали за счёт князя, так что настроение прессы, очарованной идиллическими патриархальными пейзажами Андорры, легко себе представить. При тогдашней чехарде французских правительств моральное поражение Третьей республики было более чем вероятно. В интересах не только внутриполитической, но и европейской стабильности в целом французскому МИДу следовало воздержаться от резких демаршей и силовых методов.

253

Думерг Гастон (1863–1937) французский государственный деятель. Радикалсоциалист. Получил юридическое образование. В 1902 впервые вошёл в правительство и неоднократно был министром. В 192431 президент Франции. После провалившегося фашистского путча 6 февраля 1934 Думерг образовал правительство «национального единства» (7 февраля – 8 ноября 1934), которое предприняло безуспешную попытку добиться усиления исполнительной власти с помощью реакционной конституционной реформы.

– А откуда у этого самого князя вдруг взялись деньги, да ещё в таком количестве, вас, сэр Уинстон, не заинтересовало?! – удивился Эдуард.

– Мой интерес к его источникам доходов не может быть удовлетворён, милорд, – пропыхтел Черчилль. – Ясно, что персонаж он достаточно скользкий, но это как раз неплохо. И к Гитлеру, и к Германии он настроен достаточно прохладно, чего не скажешь о его отношениях с итальянцами. В общем, всё это нам исключительно, как я предполагаю, полезно, милорд. И сейчас, и в будущем.

– И конечно же, в Андорре немедленно нашлись те, кто был чрезвычайно недоволен франкоиспанским протекторатом.

– Трудно было бы ожидать чегото иного, милорд, – Черчилль издал звук, похожий на иронический смешок. – Дело в том, что переворот произошёл буквально на следующий день после убийства этого несчастного югославского монарха, так что, пока у политиков и дипломатов дошли, что называется, руки до Андорры, было уже поздно чтолибо предпринимать: народ признал новую власть, Ватикан выказал явное покровительство, начались демократические реформы – одним словом, любое вмешательство выглядело бы, как реакция, а то и интервенция, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ну, а потом начались испанские события – так что всем сделалось не до Андорры.

– Эти парни неплохо подготовились, похоже. Чтобы так ловко выстроить ситуацию, следует обладать недюжинным политическим чутьём.

– И беспримерной дерзостью, милорд, – улыбнулся Черчилль. – Это мне, кстати, весьма импонирует. Вы совершенно правы. Но если такая дерзость объективно следует в фарватере нашей европейской политики, почему бы не оказать ей содействие? Тем более, повторяю, это принесло нам немалые дивиденды. Как бы там ни было, «Фалкон» – это британский капитал, а значит, и британское влияние.

– Хотелось бы, чтобы вы не ошиблись и на этот раз, сэр Уинстон, – король снова поднял сигару.

У него возникло стойкое ощущение, что оба – и адмирал Синклер, и Черчилль – пытаются «продать» ему Андорру, чтобы увести его от чегото очень важного – если не главного. Эдуард разозлился. Да, иногда я совершаю необдуманные поступки, но таковы все люди, и вы, джентльмены – не исключение. Но я не кретин и запутать себя не дам, подумал он. Не дам. Понятно?!

– Разумеется, милорд. Всё именно так и обстоит, уверяю вас.