Наследники Тьмы
Шрифт:
— Ух ты! Ну, прямо учительница… первая моя! А очки можешь надеть?
«А всё остальное снять!» — читалось в его глазах.
Анна посмотрела на его горячую, всё ещё сжимавшую её запястье, руку, и Костя разжал пальцы.
— Тьма назначила Кафтырёва Старшим, — Лявис подняла взгляд и уставилась парню в глаза, лицо её стало серьёзным. — Она сделала его сильнее меня и твоего отца, вместе взятых. Это объективная реальность, ты меня понимаешь?
— Старшей будешь ты, Анна! — Десятов-младший буквально пожирал её глазами. — Если, конечно, всё сделаешь правильно.
— Сделаю! — она повернулась
«Самоуверенный ублюдок!» — не оборачиваясь, Лявис стала быстро спускаться вниз, на лице её играла улыбка.
Не ест она таких маленьких, — Илья хмуро усмехнулся и, выйдя на улицу, направился к административному корпусу. — Да хоть бы и переспала с ним, парень взрослый уже, подумаешь! лишь бы только не подвела, лишь бы не передумала!..
Он тяжко вздохнул, голова чуть кружилась: очень уж давно он не спал нормально, с тех пор, как понял, что сын его может «лампочкой» оказаться. Врагом Кафтырёва номер один. И его, Ильи, по идее, врагом тоже. Но это по идее, а на практике… ведь это же его сын — плоть от плоти, родная кровиночка! Десятов-старший обернулся и глянул на медицинский корпус, нашёл глазами то окно в коридоре: Костя стоял к нему спиной, разговаривал с Лявис. Чёрт, мало он, конечно, внимания все эти годы ему уделял, всё занят был сильно — работа, вопросы, исследования… не заботился о мальчишке — хреновый отец, надо признать. Очнулся, только когда сыну смерть стала грозить — вот до чего довёл! но что ж поделаешь?..
Это из-за Ленки всё, из-за неё, заразы, он с сыном не виделся!.. нет, не запрещала, но… мешала! Одним своим житьём-бытьём рядом с Костей! Она! Уже! Мешала! ему общаться с сыном, и точка! Она во всём виновата! Слаба, тварь, на передок, а теперь ещё и пить стала, зараза, да чтоб ты, Ленка, в ад провалилась!..
Ладно… — он потёр руками лицо, — хватит, на деле надо сосредоточиться, на деле! Сын ему верит, да и как не верить, если он читает всех — не только обычных людей, но и чернокровых, и «лампочек» — как открытые книги.
«Слышь, пап, да ты не парься так, я всё понял, спускаюсь уже!» — вспомнил отец насмешливый голос сына.
Илья позвонил Косте чуть ли не в полвосьмого утра, еле дотянул, всю ночь не спал, указание Кафтырёва обдумывал, потом поднялся ни свет ни заря и стоял теперь под окнами этого наглого, но такого дорогого мальчишки. Тот вышел уже минут через пять, слегка позёвывая, расслабленный, с улыбочкой этой своей неизменной. Здоровый-то какой стал, чёрт! Казалось, только что ведь в школу, в пятый класс, ходил, и вот уже — детина выше отца, да и в плечах тоже шире, как так быстро время пронеслось?! Кошмар…
А как отошли они в ближайший сквер, чтобы спокойно побеседовать, и сели на лавочку, такие вообще чудеса начались, ни в сказке сказать, ни пером описать! Заявил для начала сыночек, что на самом деле он — вот уже месяц как «лампочка», только не такая беспомощная, как дядя Паша и бабушка были! Сильнее всех московских «лампочек», вместе взятых.
— Но… как — месяц? — не понял, зачем сын так нагло врёт, Илья, — если я виделся с тобой неделю назад, и никакого лампочного рисунка у тебя не было?
— А теперь? — рассмеялся Костя. — Посмотри теперь!
Десятов-старший
— Что?.. — обалдело проговорил Илья. — Это… но это же невозможно! как ты?.. что это такое?!
— Не видел такого никогда раньше, да? — сынок, похоже, наслаждался полным офигеванием родителя. — Ну, вот — смотри! Я могу выглядеть как угодно и кем угодно. И, между прочим, никому ещё этого не показывал, только тебе.
— П-почему же? — только и сумел вымолвить Десятов-старший, понимая пока только одно: все его ночные раздумья и планы по спасению сына — смешная нелепица, которую можно спустить в унитаз.
— Потому что к остальным я могу залезть в голову напрямую и изменить к себе отношение.
— Ты можешь менять и свои и чужие стаи?
— Стаи, потоки, теплотень, светотень, кому что нравится. Мне как-то больше по вкусу называть это образование светаком — так «лампочка» одна придумала… та, что талантливей всех остальных, хотя мне-то и она — ни фига не конкурент, даже близко, но… До неё я думал, таких просто не существует. С неё-то я, собственно, всю инфу про «лампочек» и считал.
— А с меня? С меня ты тоже инфу считываешь?
— Да, считываю, — признался Костя. — Но и только. Пусть я и знаю то, что знаешь ты, но проникнуть внутрь, чтобы изменить твои потоки, я не могу: Крылатая тьма, как вы её называете, или по-«лампочковому» — лысори, защитили вас от любого вторжения, даже от моего! — лицо его исказила гримаса острой досады.
— Ах, вот оно что! Значит, Кафтырёв не шутил, когда говорил, что защищены все, в ком есть хотя бы пылинка чёрной крови.
— В том-то и проблема, драгоценный мой предок, в том-то вся и проблема! Я ничего не могу с вами сделать без вашего согласия.
— А что ты хотел бы с нами сделать? — прищурился Илья.
— Да много чего! — Костя рассмеялся. — Например, возглавить всю эту вашу чернопёрую братию, вместо Кафтырёва, однако это — увы! — невозможно.
— Ты хотел бы к нам присоединиться? — со смесью удивления и пока ещё хрупкой надежды спросил Десятов-старший, а в голове его в это время уже крутились вовсю манипуляции, которые можно проделать с установкой по спецподготовке, чтобы попытаться внедрить семя в такого необычного, мягко говоря, кандидата на чернокровость, как его сын.
— Блин, отец! Ну ты зря заморачиваешься!
— А-а?.. Ты про что?
— Да я вижу, ты думаешь о посеве — о нет, так не выйдет! Это всё равно, как закинуть настоящее семечко на железную крышу и ждать, что оно там взойдёт.
— Ты… — Илья нахмурился. — Ты что, все мои мысли читаешь?
— Нет, нет, не все, и не то чтобы читаю, успокойся. Да и не мысли это, скорее, возбуждение в определённом слое информации, по которому легко догадаться, чего ты в данный момент жаждешь, ждёшь… короче, не заморачивайся, я не собираюсь вскрывать всю твою подноготную.