Наследники
Шрифт:
— Не знаю, не могу, — нервно сказала Таня. — Рука не поднимается написать хоть строчку.
Алексей мягко проговорил:
— Я понимаю, Танюша, очень понимаю. Но подумайте об этом. И как-то меньше терзайте себя. Ведь самое страшное, что могло случиться, уже случилось. Знаешь, Таня, — голос Быстрова вдруг зазвучал взволнованно и глухо. — Я совсем выхожу из равновесия, когда вижу тебя такую… удрученную. Извини, что я говорю так…
Таня повернулась к Алексею и тихо произнесла:
— Спасибо… Алексей… За все спасибо. — Потом
— Весьма разумная мысль. Какой-нибудь бифштекс или отбивная сейчас бы не повредили.
Но, конечно, дело было не в завтраке. Он услышал в голосе Тани какие-то совсем иные, теплые и сердечные интонации. Эта короткая, мимолетная, в сущности, беседа как-то сразу сблизила их, сняла настороженность Тани.
…В кафе они были первыми посетителями. Дородная, но очень подвижная женщина в голубом «служебном» платье быстро подала кефир, сосиски, кофе. Все было свежее, вкусное. Алексей воскликнул:
— Смотри, прелесть какая!
Таня, разливая по стаканам кефир, проговорила:
— Сосиски да кефир — самое изысканное студенческое меню.
Алексей смутился, предложил:
— Действительно, сосиски тебе и в институтских буфетах надоели. Может быть, в ресторан махнуть?
Таня отозвалась с нарочитым удивлением:
— Товарищи, что делается с парторгом «Химстроя»? Все свои заботы побоку, зачеты мои тоже и в ресторан — гуляй напропалую.
Алексей подхватил шутку:
— Ладно. Раз у меня такая строгая спутница, будем довольствоваться сосисками.
Таня рассмеялась.
— Я так и знала, что Быстров обрадуется такому повороту дела.
Алексей, окончательно сбитый с толку, взглянул на Таню:
— Ты хочешь сказать, что я…
— Я хочу сказать, что нам пора кончать с завтраком и идти гулять. Смотри, как солнце-то старается.
День и в самом деле становился все ярче и ярче. Небо почти уже очистилось от серых клочковатых облаков. Солнце разостлало на Москве-реке серебристую дорожку, зажгло ярким блеском маленькие лужицы, разбросанные на тропинках парка.
Алексей с Таней вышли из кафе. На одной из площадок парка слесари мастерили какой-то замысловатый аттракцион. Несколько легких цилиндров, похожих на продолговатые бочки с круто обрезанными конусообразными концами, стремительно взлетали вверх, мчались по окружности и, сделав петлю, возвращались к земле. Таня зачарованно смотрела на двух парней, упоенно летавших в этих бочках. Слышались восторженные восклицания:
— Нормально, порядок, не заедает…
— Хочешь испытать эту технику? — спросил Алексей.
— А что? Было бы здорово.
Алексей подошел к мастерам и попросил:
— Может, прокатите, ребята? Поглядели мы на эту вашу штуку, и тоже
Среди бригады, ладившей аттракцион, возникли разногласия. Одни говорили, что, пожалуй, прокатить можно. Другие сомневались: вдруг что-нибудь стрясется? Аттракцион комиссией не принят. Сторонники подработать на пиво возражали: комиссия ни шестерен, ни тормозов не прибавит, а инженер, что рассчитывал эту штуку, сам на ней вчера почти полдня кувыркался.
При этом они выразительно поглядывали на Алексея, давая понять — такая рьяная защита потребует гонорара.
Добрые полчаса Алексей с Таней носились в воздухе. В кабине было тесно, сидели, прижавшись друг к другу. Ветер свистел в ушах, трепал Танины волосы. Алексей смотрел на Таню. Она была во власти стремительного движения. Прищуренный взгляд, лицо, полное упрямого задора. Такой незнакомой и в то же время удивительно близкой, своей показалась она ему сейчас.
…Снова Нескучный сад. Осторожно спускаясь по скользким тропинкам, держась то за деревья, то друг за друга, вышли на набережную Москвы-реки. Здесь уже было много гуляющих. Шумливые группы молодежи не спеша ходили вдоль парапета, любуясь распускающейся зеленью, яркими бликами на глади реки. Поравнявшись с одной из групп, Алексей услышал обрывок разговора:
— Девчонка-то ничего себе…
— Хороша Маша, да не наша.
По взглядам ребят Алексей понял, что разговор идет о Тане. Через несколько минут Таню остановили двое.
— Таня, можно тебя на минутку?
— На минутку можно, — весело ответила она и подошла к ребятам.
Видимо, это были ее хорошие знакомые. Они оживленно заговорили о чем-то, Таня засмеялась, и Алексея вдруг охватила острая тревога. «Опоздаю я со своими сомнениями да раздумьями. Улетит Таня, в два счета улетит».
А раздумья и сомнения у Алексея были. Ему казалось, что чувство его односторонне. Не раз представлял он себе объяснение с Таней. Вот он говорит о своих чувствах, а в глазах ее видит снисходительное внимание или грустную боль оттого, что не может она ответить ему тем же… А то и еще хуже — жалость к нему…
Таня заметила, наконец, что Алексея уже нет рядом. Она огляделась с легкой тревогой, недоумением. Найдя Быстрова, чуть сердито позвала:
— Куда вы пропали?
Когда он подошел, укоризненно проговорила:
— Вы что это оставляете меня? Надоело сопровождать? Тогда пошли домой.
— Таня, — проговорил Алексей, — что вы такое говорите?
В его голосе прозвучала вдруг такая глубокая укоризна, что девушка пожалела о своей шутке. Этот его возглас сказал ей так много, что она внезапно почувствовала желание прильнуть к груди Алексея, провести рукой по этим суровым складкам на лбу. С трудом справившись с волнением, Таня подошла к парапету, остановилась, рассеянно глядя, как небольшие волны лижут сероватый гранит, лениво плещутся на нижних ступеньках каменных причалов.