Наследный принц
Шрифт:
Кронпринц рассказывал и улыбался. Он мог бы еще добавить, что вместо русалок они с Гуннаром и парочкой верных соратников наткнулись на берегу на местных девок, которые вздумали купаться в такую ночь. И быть бы мальчишкам битыми крапивой, не узнай одна из поселянок малолетних принцев. Но это, наверное, не та история, которую стоит рассказывать при свите. Возможно, когда-нибудь.
Либуше слушала, а в душе ее бушевала буря. Одно дело, когда тебе почти всю жизнь твердят, что тебе надо будет сделать то и это. И совсем другое, осознавать, что делать это придется совсем скоро. Можно сказать, прямо сейчас. И пусть времени до брачной ночи оставалось всего-ничего,
Прогулка сегодня продлилась дольше обычного. Все понимали, что для Генриха и Либуше это, наверное, последняя возможность увидеться перед свадьбой в присутствии только малой свиты. Уже завтра встречи жениха и невесты превратятся дело государственной важности.
Распрощавшись с княжной, Генрих занялся обычными делами в поместье. Написал, как и собирался, несколько писем. В том числе, отцу и брату с просьбой подумать над устройством жизни графа фон дер Шпее. Изложил свои соображения, почему считает девицу из свиты княжны подходящей партией. Теперь оставалось самое главное. Надо было проверить возможные дипломатические последствия подобного брака. А еще, что немаловажно, как-то заставить кузена Йенса. Но это были уже не его, Генриха заботы.
При воспоминании и о братьях принц вспомнил, как Эрик и Гуннар завоевывали своих невест. К сожалению, княжна — не провинциальная аристократка, к ней так просто в спальню не прокрадешься. Наверняка, в чужом замке рядом с ней даже ночью находится кто-то из старших дам. Но, если быть очень осторожным, то маленькую шалость он вполне себе может позволить.
Весело насвистывая, Генрих спустился из кабинета и, перекинувшись парой слов с охраной, снова поспешил к садовой калитке. Пройти в замок через один из боковых входов не составило труда. Слуги, конечно же, узнали кронпринца. Быстро, стараясь не попадаться на глаза лишним людям, Генрих прошел в хозяйское крыло. Замок был относительно новым, однако, даже самый новый замок хранит не один секрет.
Осторожно держа в руке сорванную по дороге розу, принц протиснулся в потайной ход. Жалея, что не снял сапоги заранее, он прошел в гостевое крыло. Главное было не шуметь. Найти нужную комнату оказалось сложнее. Пришлось несколько раз пользоваться потайными окошками, чтобы сориентироваться. «Наверное, есть свои преимущества в женитьбе на молодой,» — мысленно съязвил Генрих, — «С ней снова начинаешь думать и вести себя, как мальчишка».
Вопреки ожиданиям, комната была не пуста. «Интересно, что заставило княжну запираться в темной комнате?» — подумал Генрих, вспоминая, что обычно в такое время княжна с девушками еще сидят в гостиной. Но сейчас в комнате отчетливо слышались голоса. Осторожно, пользуясь темнотой, принц приоткрыл потайное окошко пошире, вслушиваясь.
— Не смогу я, нянюшка! — Голос Либуше звучал глухо, словно княжна изо всех сил пыталась заглушить всхлипы. — Не смогу!
— Успокойся, дитятко, — громким шепотом уговаривала ее женщина. Голос был незнакомым, но принадлежал, судя по всему, пожилой женщине. Видимо, это и была та нянька, которая сопровождает княжну. — Не рви сердечко. Князь решил, а наше дело — бабье. Может, образуется еще все? Вон, воеводина жениха твоего хвалит. Славка-сорока, та вообще, считай, ума лишилась. Только
— Ой, няня… — Либуше замолчала. Похоже, заглушила плач подушкой. — Не смогу я! Ты его видела? Он же на ворона похож.
— С лица воды не пить, — снова принялась за уговоры нянька. Звякнула посуда, послышался плеск воды. — Я тут чернавок заксонских поспрашивала. Добрый он, говорят. Неглупый. Негневливый. И не кобетаж. Чего еще надо? Будет у тебя муж хороший, а что лицом некрасив, так ночью не видно. А и то, лапушка, деваться нам-то некуда. В Любице нам с тобой обратной дороги нет.
— Да знаю я, няня. Все сама знаю, — Либуше совсем не по-княжески шмыгнула носом. — Я думала, смогу, раз надо. Не я — первая, не я — последняя… Неглупый он, правда. Знает, что сказать и как подойти. Но как потянулся он меня сегодня целовать, словно оборвалось все внутри. Чужой человек, как же с ним…
Генрих стоял за дверью потайного хода и ругал себя последними словами. «Что, старый солдафон, на молоденьких потянуло?» — костерил себя он, до боли в пальцах сжимая стебель несчастной розы. Ходил тут, как дурак, кругами, забросив все дела. Шутом прикидывался, развлекая прекрасных дам. Действительно, на что он рассчитывал при такой рекогносцировке? Братьям позавидовал? Настоящего захотелось? «Извини, дорогой, бери, что есть.» — губы принца скривились в ехидной усмешке, — «Настоящего тебе по должности не положено. Сам виноват. Нечего было первым рождаться».
Наверное, только годами тренированная выдержка помогла Генриху дослушать этот разговор до конца. Он сам не знал, чего ему в этот момент хотелось больше. Ускакать в какой-нибудь дальний гарнизон, чтобы там дождаться, пока Любомир сам уломает несговорчивую дочь. Или же выйти из укрытия и успокоить девочку, сказав, что насиловать ее никто не будет. Невелика честь.
Круто развернувшись, принц направился в свою комнату. Там, выждав некоторое время (негоже его будущей жене показываться слугам с заплаканными глазами) он вызвал слугу.
— Передай это моей невесте, — принц кивнул на цветок и небольшую записку, лежавшие на столе.
— Будет сделано, Ваше высочество!
— И да, в замке меня не было, — напомнил кронпринц, останавливая слугу уже возле двери. — Это только что прислали из Принценхауз.
— Слушаюсь!
Слуга с поклоном вышел, оставляя Его Высочество одного. Генрих постоял у окна, пытаясь привести в порядок мысли. Итак, жених княжны — старый хрыч, похожий на ворону, от которого у невесты с души воротит. А он тут благородством решил покрасоваться, подождать обещал. Если княжна припомнит это опрометчивое обещание, с таким ее настроем, ждать ему наследников, похоже, до глубокой старости.
Решив, что дальше тут делать нечего, принц вышел из замка так же, как и вернулся. Встреченному по дороге, уже в саду, воеводе объяснил, что приходил отдать последние распоряжения в хозяйстком крыле и проверить, все ли готово к приезду Ее Величества. Поверил Богувер или нет, его дело.
Вернувшись в особняк, Генрих помаялся немного, безуспешно пытаясь читать, а потом, махнув рукой, накинул халат и пошел в кабинет. Отец строго-настрого запретил брать с собой рабочие бумаги. Ничего, здесь вполне хватало и хозяйственных. Его трудолюбивое Величество всегда повторял сыновьям, что лучшее лекарство от всех невзгод — труд. Так что будем трудиться. А любовь… Да Творец с ней, с любовью! Принцев любить не обязательно. Достаточно соблюдать условия договора.