Наследный принц

Зиентек Оксана

При этих словах Либуше смутилась, словно все эти заговоры в Любице и шпионские истории — это ее рук дело.

— Я вот так и не понял, — лениво заметил Генрих, снова наполняя свою тарелку, — при чем тут Либуше. При таком количестве братьев, что у нее, что у меня, кому вообще мог помешать наш наследник? И чем?

— Мне кажется, тут дело не совсем в вас. — Задумчиво ответил принц Гуннар. — Скорее, тут дело в смуте, которую могли внести в отношения с княжеством хоть ваша с Либуше ссора, хоть потеря ею ребенка,

хоть что-нибудь еще в том же духе.

— В смысле, сделал гадость — на сердце радость? — Хмыкнул принц Рихард. Он все еще не простил брата за свадебный сговор. Но сейчас его обида проявлялась, в основном, в том, что он демонстративно старался не беседовать с Гуннаром наедине. И вообще, не беседовать ни о чем личном.

В том же, что касалось общесемейных дел, братья по-прежнему выступали единым фронтом. Возможно, переспав со своей бедой, Рихард вспомнил, что он действительно не вправе распоряжаться собой. Возможно, сыграл свою роль недавний разговор с отцом.

* * *

— Сынок, я, конечно, все понимаю, — сказал король Эрих.

Сегодня они разговаривали в отцовском кабинете. Но не в том, официальном, который находился в рабочем крыле, а в небольшом кабинете, прилегающем к личной гостиной Его Величества. Именно здесь король любил работать ночами. Именно здесь писалось большинство судьбоносных указов. Отец и сын немного помолчали. Король, похоже, подбирал слова, а принц почтительно ждал, отдавая право первого слова отцу. Выдержав паузу, Его Величество продолжил.

— Я все понимаю, сынок. Ты знаешь, что ваш с графиней брак — исключительно политический союз. Почти как у Генриха с Либуше.

При этих словах Рихард только хмыкнул. Несмотря на весь вышкол, который проходила дворцовая прислуга, о любви кронпринца и его молодой жены не судачил только ленивый. Правда, молодожены (хотя, какие там молодожены, медовый месяц полгода как закончился!) сами виноваты. Ведут себя, словно влюбленные подростки. Тут прислугу можно понять: если бы принц не хотел, чтобы его поцелуй с женой обсуждали все, кому не лень, он бы целовал ее в своих покоях, а не посреди портретной галереи.

Третий принц едва справлялся с искушением поймать старшего брата во время отдыха и хорошенько расспросить, сколько в этих сплетнях правды, а сколько — игры на публику. Только вот очень опасался Рихард, что вместо ответа получит в ухо. В том, что касалось женщин, Генрих шуток не понимал.

— Можешь спрятать свой скепсис, — тем временем продолжал король, — их брак — действительно изначально всего лишь большая политика. У тебя — так же. Ты это знаешь. Твоя, кхм-м, подруга это знает. И твоя жена тоже будет это знать.

Ты можешь и дальше преспокойно жить на две семьи. Твоей жене с этим придется смириться. В конце концов, пока ты

не тащишь свою фаворитку во дворец, ее для двора как бы и не существует. И единственная, кто действительно много теряет в такой ситуации, это та, которую ты якобы любишь. Сколько лет девушке? Двадцать? Двадцать один?

— Двадцать три, — мрачно уточнил Рихард, уже понимая, к чему клонит отец. И так же понимая, что король кругом прав. И даже если он сам не готов прямо сейчас менять свою жизнь, братья в этом точно не виноваты.

* * *

Эрих Пятый в последнее время все чаще замечал за собой желание отдохнуть. Прежний ритм работы давался Его трудолюбивому Величеству все с большим трудом. Да и целители советовали с сердцем не шутить. Поэтому король с удовольствием предоставлял событиям идти своим чередом, там где это грозило минимальным вредом, даже пойди что-то не так. Сейчас он просто пил свой травяной чай и наслаждался тем, что дети прекрасно справляются без него.

В голове Эриха Пятого созрел хитроумный план. Еще раз полюбовавшись на счастливого наследника, он решил, что непременно так и сделает. Вот только надо сначала посоветоваться с женой.

Эпилог

Очередные празднества в честь победы отшумели. Точнее, это народ, не мудрствуя лукаво, праздновал победу по второму кругу. А в королевские хроники эти гуляния вошли как принятие присяги новым вассалом и бал в его честь.

Задира-граф, хоть и скрипел зубами от злости, вынужден был приехать в Люнборг с женой и детьми. В присутствии местного дворянства и иностранных послов Его Величеству Эриху Пятому была принесена торжественная присяга.

— Вот же, придурок! — Возмущался кронпинц Генрих в своих покоях после того, как вечером вернулся со встречи с графом. Неофициальной, само собой. На котрой, на самом деле, решалось намного больше, чем на всех торжественных приемах вместе взятых.

— Все ему неймется? — Спросила Либуше, с наслаждением вытягиваясь в постели. Эти дни всем давались нелегко. Хотя ей, наверное, было проще всех. Агата, та просто хваталась за голову, скорбя о бессмысленно потерянном на балах времени. — Что он в этот раз учудил?

— Ха! Можно подумать, ему бы дали что-нибудь учудить! Не сиделось ему спокойно полновластным правителем, теперь будет ходить по струночке до конца своих дней.

— А-ам, так а чего ты тогда злишься? — Спросила Либуше мужа, пытаясь подавить зевок. — Иди уже сюда. А то я тебя в последние дни только мельком и вижу.

Генрих усмехнулся и сел на край кровати. Наклонился к жене, обнимая, зарываясь лицом в пушистые волосы, припадая губами к бьющейся у основания шеи жилке.

— Люблю тебя. — Прошептал он.