Наследство для двоих
Шрифт:
– Вы очень добры, мистер Кэнфилд, но, по-моему, ваши слова – всего лишь дань вежливости.
– Не думайте так. Я говорю правду.
Лейна осенило: ее смущает то, как она одета. «Вот ведь старый дурак! – выругал он себя. – Как же я не додумался предупредить ее о том, куда мы собираемся». Ему это и в голову не пришло.
– Может быть, выпьете что-нибудь, прежде чем мы закажем обед? – спросил Лейн, когда к их столику бесшумно приблизился официант.
Она поколебалась.
– Разве что бокал белого вина.
– Шардонэ или рислинг? У нас имеются
– Шардонэ, – торопливо перебила она.
– В том, что касается выбора вин, мы полагаемся на ваш вкус, – вставил Лейн. Было очевидно, что Рейчел не разбирается в винах. – А я выпью еще один бурбон с водой.
– Очень хорошо, сэр.
– Чудесное место, – озираясь, заметила она, когда официант отошел.
Что же касается Лейна, то он уже сожалел о своем выборе ресторана, видя, как неуютно здесь чувствует себя Рейчел. Но он полагал, что Дин водил ее в подобные заведения в Лос-Анджелесе. Откуда ему было знать… Кэролайн вела бы себя здесь, как у себя дома.
– Тут немного душно, но кормят прекрасно, – извиняющимся тоном пояснил он.
– Не сомневаюсь.
Черт возьми, Лейну было ее жалко, хотя он был уверен, что Рейчел в его жалости не нуждалась. Ему хотелось, чтобы обед стал каким-то особенным событием, он чувствовал, что должен это Дину. Более того, по его мнению, этого в полной мере заслуживала и сама Рейчел. Лейну не хотелось превращать эту встречу в деловые переговоры относительно завещания Дина и того письма, которое лежало у него в кармане. Об этом, конечно, тоже придется говорить, но не сейчас.
После того как официант принес напитки и принял заказ, Лейн принялся задавать ей вопросы. Он хотел, чтобы она расслабилась, подробно рассказала о себе и своей работе в качестве художника по рекламе. Вытащить Рейчел из ее раковины оказалось совсем не просто, однако он не отступал.
– Ты по-прежнему живешь в Малибу? – спросил Лейн, получив лишь весьма расплывчатые ответы на вопросы о ее работе.
– Нет, у меня квартира на холмах, рядом с конюшней, где я держу своих лошадей.
– У тебя есть лошади? – Лейн вспомнил, как увлечена «арабами» живущая в Ривер-Бенде Эбби. Он должен был догадаться, что Рейчел также унаследует одержимость своего отца по отношению к лошадям.
– В общем-то, только две. Одного зовут Ахмар. Это мерин, которого Дин купил, когда мне было двенадцать лет. Моя первая настоящая лошадь. До этого у меня был пони. Сейчас Ахмару уже девятнадцать лет, но ему столько ни за что не дашь. Он до сих пор любит утреннюю скачку галопом и ревнует, когда вместо него я сажусь на свою кобылу Саймун.
– Ахмар… Конечно же, «араб»? – предположил Лейн.
– Разумеется. – Впервые Рейчел рассмеялась, и Лейну понравился ее смех. – Красно-гнедой. «Ахмар» по-арабски означает «красный». Это мой лучший друг.
«Вот так! Лошадь – в качестве лучшего друга», – горько подумал Лейн и увидел, что Рейчел смутилась от собственного признания. Если это так, то ее жизнь еще более одинока, нежели он предполагал.
Вернулся официант, неся салат с лобстером для Рейчел и запеченную
– Ты сказала, что у тебя есть еще одна лошадь, – напомнил Лейн.
– Да, Саймун, трехлетняя кобыла. Дин подарил мне ее однолеткой. Саймун происходит от тех лошадей, которых он несколько лет назад вывез из Египта. Ее отец – Нахр-эль-Кедар.
Рейчел принялась подробно рассказывать о кобыле, на некоторое время забыв о себе. Теперь Лейн видел перед собой совсем другого человека – теплого, светящегося, открытого, хотя и ненадолго.
– А как у тебя обстоит дело с молодыми людьми? Наверняка в Лос-Анджелесе тебя кто-нибудь ждет.
– Нет, – потупилась Рейчел и снова принялась за свой салат. – В промежутке между работой и лошадьми у меня не остается времени на свидания. Я, конечно, выхожу из дома, но не часто.
Лейна не нужно было в этом убеждать. По одному только выражению ее лица он видел, что опыта подобного рода у нее практически нет. При ее чувствительности Рейчел наверняка пережила одну или две душевные травмы. Поговорка о том, что, обжегшись на молоке, на воду дуют, вероятно, относилась к ней в полной мере.
От десерта и кофе Рейчел отказалась, и Лейн попросил принести счет.
– Мне очень понравился обед. Вы были правы, кормят здесь на редкость вкусно. – Женщина аккуратно положила на стол салфетку и взяла свою сумочку. – Спасибо за приглашение.
– Не торопись, – сказал Лейн, предупредив ее попытку встать из-за стола. – Давай-ка зайдем в парк через дорогу. Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.
Держа Рейчел под локоть, Лейн перевел ее через улицу, и они вошли в парк Сэма Хьюстона. Идя по зеленым дорожкам, они миновали старинную церковь св. Джона и дошли до зарослей, росших по берегам Баффоло-Бейу. Тут Рейчел остановилась и, обернувшись, посмотрела на современные башни небоскребов, возвышавшихся над маленьким парком.
– Меня восхищает здешняя архитектура.
Налетевший ветер бросил ей на лицо прядь темных волос. Ладонью правой руки Рейчел убрала ее в сторону и продолжала придерживать пальцами у виска. От этого движения блуза туго обтянула ее грудь, и Лейн ощутил легкий укол желания. Ему даже пришлось напомнить себе, что эта женщина – дочь его друга.
– Наверное, это досталось мне от матери, – продолжала она. – Не знаю… Я думаю о том, какие усилия предпринимает Лос-Анджелес, чтобы возродить свой центр, а затем вижу все это… Тут ведь на каждом шагу строительство.
– Это верно. Считать краны – любимое занятие жителей Хьюстона, – откликнулся Лейн, махнув рукой в сторону гигантских башенных кранов, тянувших в небо свои длинные шеи с многочисленных строительных площадок. – Кое-кто в шутку даже предлагает сделать их официальным символом города.
– Неудивительно.
– Если хочешь увидеть город во всей его красоте, мы можем сходить в Парк Спокойствия. Он всего-то в квартале отсюда.
– Вы очень заняты. Мне бы не хотелось отнимать у вас лишнее время.