Наследство дядюшки Питера
Шрифт:
Отложив фото, Джон принимает из рук полковника небольшой листок глянцевитой бумаги, пробегает его глазами.
— Только и всего, сэр?
— Только и всего. Но вы должны произнести все, что здесь написано, слово в слово, ничего не выпуская. Фото и текст пока останутся у вас — вы сможете изучить их на досуге.
Клейтон внимательно перечитывает странное коротенькое послание.
— А если я не встречусь со штандартенфюрером? Надо ли добиваться свидания с ним?
— Ни в коем случае. Так можно погубить все дело… Мы примем тогда другие меры, а вам… вам, Джон, придется запастись терпением и помаяться два-три месяца в лагере для военнопленных. Два-три месяца, не больше — за это
— Понятно, сэр, — без особого на этот раз воодушевления отзывается Клейтон.
— Выше голову, сынок! — добродушно бросает Беркли. — Все эти россказни о диких расправах с парашютистами, о лагерях смерти и прочих нацистских ужасах — не более, как обычные приемы военной пропаганды. Уж кто-кто, а мы осведомлены об истинном положении вещей. Кроме того, добровольная сдача, безусловно, обеспечит вам благосклонное отношение властей. И, наконец, вероятность такого оборота совершенно незначительна. Вам никак не миновать Рушке, а уж он-то, могу за это поручиться, сумеет обеспечить безопасность нашему посланцу. — Полковник кивает собеседнику на кресло, усаживается рядом, придвигает ему ящик сигар. — «Каждый воин должен понимать свой маневр» — так говорят наши русские союзники. Прекрасные слова, Джон, отличнейшее правило. У меня тоже нет причин скрывать от вас смысл вашего маневра. Слушайте внимательно. Этот Рушке непрочь сигануть с нацистского корабля, прежде чем прохудившаяся посудина нырнет на дно. Но он работает на восточный фронт и, как большинство гитлеровцев, смертельно боится русских. С ними он ни за что не решится установить контакт. А между тем, это нам тоже хорошо известно, в Грюнендорфе сейчас подготовлена целая серия диверсий в тылу наступающей Советской Армии. Наш союзнический долг — сорвать их планы. Бомбежкой тут не поможешь — диверсанты уже разосланы по местам. Нам нужно получить о них все данные, и тогда мы сможем поднести нашим доблестным союзникам неплохой подарочек. Не так ли, Джон?
— О да, сэр! Это будет прекрасно.
— Вы видите, Клейтон, как почетно порученное вам дело. Рушке уже связан с нами, мое имя послужит паролем, фраза, которую вы произнесете, будет для него приказом, а голуби — средством связи.
Беркли тянется через стол, нажимает кнопку звонка. Вошедший капитан нисколечко не удивлен, видя своего шефа за дружеской беседой с попыхивающим сигарой рядовым. Корректным военным кивком он приветствует Клейтона. Черт побери, можно подумать, что на Джоне по крайней мере лейтенантские нашивки.
— Познакомьтесь с нашим новым коллегой, — весело рокочет Беркли и оборачивается к Клейтону: — Капитан Гуд позаботится о дальнейшем. Кстати, есть у вас близкие, которых надобно предупредить об отъезде?
— Невеста, сэр… — нерешительно произносит Клейтон.
— Можете написать ей, намекнуть, что отправляетесь на ответственную операцию. Капитан подскажет, как это сделать поделикатнее… Будут у вас какие-либо просьбы?
— Быть может, сэр… Если я вернусь нескоро или даже вовсе…
— Понимаю, Джон. Можете полагаться на меня. Мы позаботимся о ней.
— Благодарю вас, сэр, — с облегчением говорит Клейтон. — Вы и не представляете, как это скверно, когда девушка остается одинокой в Голливуде.
— Ладно, ладно, — добродушно отмахивается Беркли. — Это наш долг, Джон, — позаботиться о ваших близких. А впрочем, я не сомневаюсь в вашем скором возвращении. Грюнендорф расположен совсем недалеко от побережья, и Рушке, бесспорно, найдет способ переправить вас в нейтральную Швецию. Старая лиса сделает все, чтобы угодить нам… Ну-ка, что скажете вы ему при встрече?
Не
— «Аминь», — подсказывает полковник опущенное Джоном заключительное слово. — Ни в коем случае не забудьте сказать «аминь». В нем ключ ко всему тексту!
Беркли встает, отложив сигару, и солдат поспешно вытягивается перед полковником. Сейчас Джон взволнован не на шутку. И даже, что там скрывать, растроган. Мог ли он ожидать здесь такого приема!
— Ступайте, мой мальчик, — серьезно и чуть-чуть торжественно говорит Беркли. — Ступайте и возвращайтесь. Я буду молиться за вас.
«Время потрачено не напрасно, — думает полковник, глядя вслед Клейтону. — Можно не сомневаться — сделает все как надо. Золотой парень этот Джон…»
— Золотой парень, сэр, — докладывает он спустя минуту по телефону. — Честный и мужественный. Этот не продаст, я за него ручаюсь. Подумать только — тупицы из армейской контрразведки едва не упекли его под суд! О да, сэр, я тоже согласен с нашими советскими коллегами. Наемник никогда не заменит искренне преданного делу человека. Это трагедия, что так редко мы можем пользоваться услугами настоящих патриотов.
КОНЦОВКА ПО-ГОЛЛИВУДСКИ
Вдалеке, справа по курсу самолета, одна за другой взмывают в ночное небо очереди трассирующих снарядов. Где-то там невидимые зенитки яростно бьют по невидимым целям, но расстояние скрадывает скорость, и желтые, зеленые трассы, медленно прочерчивающие темноту, напоминают скорее о мирной иллюминации, чем о битве.
Вот так же — увлекательным, красивым зрелищем — предстает война и на экране. Что ж тут плохого? Кино должно развлекать — в этом он, Джон Клейтон, полностью согласен с хозяевами Голливуда. В жизни и без того хватает нужды и горя… Да-да, развлекать, возвращать надежду. Когда-нибудь после войны он тоже скроит сценарий… Фронтовая ночь, бешеный огонь зенитных батарей, двухмоторный самолет, крадущийся в тыл врага. И крупным планом — лицо героя. Открытое, мужественное лицо, сурово сдвинутые брови… Черт возьми, он сам сыграет эту роль, никто теперь не загонит его в дублеры. Офицерские погоны, они что-нибудь да значат! Посмотрим, что скажет босс, когда Джон явится заслуженным ветераном. Придется потесниться этим выхоленным господам, позерам, неспособным даже затянуть подпругу у взнузданного мустанга… А Мэй, милая девочка Мэй, — разве он оставит ее? Они вместе будут заключать контракты. Как Дуг и Мэри! О да, он возродит в Голливуде традиции великого Дуга. Славный белозубый Дуг! Ведь именно ему обязан Джон своим знакомством с Мэй…
Это произошло в крохотном окраинном кинотеатре. Крутили старенькую немую ленту, но помещение было забито до отказа. Дуг, как и всегда, был великолепен. Мэри очаровывала своей неподражаемой, чуточку застенчивой улыбкой. Когда она с объятого пламенем балкона смело прыгнула на руки к гарцующему на коне Дугласу, Джон не выдержал:
— Смотрите — никаких дублеров! — шепнул он от избытка чувств, толкая в бок невидимого в темноте соседа.
— О да! — откликнулся взволнованный женский голос.
Сконфуженный Джон отдернул руку, но когда включили свет и он приподнялся, намереваясь извиниться перед соседкой, слова застряли в горле. Перед ним была вторая Мэри! Те же глаза, тот же овал лица, тот же точеный носик, та же прическа, выглядевшая сейчас немного старомодной… Если б Клейтон не знал, что со дня съемки прошло уже добрых тридцать лет, он бы не сомневался: это сама Мэри Пикфорд явилась в душный зал полюбоваться своим отражением на экране.
— Извините, пожалуйста, — наконец выдавил он. — Я пришел после начала сеанса и не догадывался…