Наследство Лэндоверов
Шрифт:
— Ты умеешь быть злой, Кэролайн. Я знаю, со мно гими это бывает… когда их обманывают. Но не суди весь мир по двум-трем пройдохам.
— А моя мать? Сомневаюсь, что она нашла бы Альфонса столь привлекательным, если бы не его деньги. Бедный капитан Кармайкл отошел в сторону, не так ли? А ведь он красивее и обаятельнее Альфонса.
— Тебе не следует изводить себя этим, дорогая.
— Я не могу не смотреть правде в глаза.
— Брось. Не вороши прошлое. Тебе надо вдохнуть свежего воздуха. Я собираюсь побывать на ферме у Глина, а потом мы с тобой
Она оказалась права. Я с головой погрузилась в работу по хозяйству, только сейчас осознав, насколько сильно соскучилась по ней во время своего отсутствия.
Время от времени мать присылала открытки. Жила она просто прекрасно. Они побывали в Италии и Испании, а затем вернулись в Париж. Альфонс, писала она, считался очень влиятельным бизнесменом. Словом, она попала в свою стихию. «Здесь очень много людей, и всех надо развлечь».
Альфонс тоже написал мне и сообщил, что был бы счастлив, если бы я согласилась приехать к ним. «Знай, что у нас ты всегда найдешь себе крышу над головой. Впро чем, если не хочешь, приезжай хотя на время, погостить».
Он писал, что очарован моей матерью как никогда, и прибавлял, что она ему очень помогает в делах, умеет развлечь гостей, и что вообще он счастлив в браке с ней.
Мать была не столь настойчива в приглашении приехать к ним. Мне стало ясно, чего она опасается: не хочет рядом с молодой дочерью показаться старухой.
Я не хотела к ним ехать. Работа в Трессидоре вместе с кузиной Мэри помогала мне отвлечься от многих неприятных мыслей.
Вскоре после моего возвращения я как-то выехала верхом на вересковую пустошь.
Это были мои любимые места. Меня привлекали дикость здешней природы, широ-
кие горизонты, упругая трава, кочки утесника, лежавшие на земле огромные валуны и крохотные ручейки, которые, неизвестно откуда появляясь, бежали тут и там.
В глаза било буйство красок, своего рода яркое прощание с уходящим годом. Дубы стояли темно-бронзовые, листья вот-вот должны были опасть. Этот год выдался очень урожайным на ягоды. К чему это? К холодной зиме?
Я ехала куда глаза глядят и незаметно для самой себя приближалась к руднику. Это место неизменно вызывало во мне что-то вроде благоговейного трепета, настолько оно было запущенным и мрачным. Впрочем, в те времена, когда тут кипела работа, наверное, все выглядело иначе.
Я спешилась и, похлопав лошадь по шее, приказала ждать меня. Впрочем, едва отойдя от нее, я тут же вернулась. Опасаясь, что она может поддаться дикому зову пустоши, я привязала ее к ближайшему кусту.
Подойдя вплотную к самому краю, я глянула вниз. Здесь меня всегда охватывало жуткое чувство. «Это оттого, что рудник выглядит таким заброшенным», — объясняла я самой себе.
Подняв с земли камешек, я бросила его в шахту. Долго ждала, когда же он достигнет дна, но так ничего и не услышала.
Поль появился неожиданно. Я даже не услышала приближающегося стука копыт его лошади. Он подъехал галопом, спешился
— Привет, — поздоровалась я. — Как вам удалось так неслышно подкрасться? Я ничего не слышала.
— По-моему, я предупреждал вас, чтобы вы не приближались к руднику.
— Предупреждали. Но я отнюдь не всегда поступаю так, как мне советуют.
— Разве не стоит прислушиваться к советам людей, которые знают эти места лучше вас?
— Почему бы мне и не постоять здесь немного? Я не чувствую никакой опасности.
— Здесь очень ненадежная земля. Она может в любую минуту обрушиться под вашими ногами. Вы провалитесь вниз, а если и закричите, то вас все равно никто не услышит. Больше не делайте этого. — Он подошел ко мне и взял меня за руку. — Прошу вас, — прибавил он негромко.
Я отступила от него на шаг, подойдя еще ближе к краю шахты. Он порывисто схватил меня за плечи и притянул к себе.
— Упасть здесь проще простого.
— Со мной все в порядке.
Его лицо приблизилось к моему совсем близко. На мгновение у меня ослабели ноги, и я забыла о том, что он женился на другой и по расчету. Забыла о том, что он показал себя в чем-то не менее корыстолюбивым, чем Джереми.
— Мне уже давно хотелось поговорить с вами, — проговорил Поль.
Я попыталась вырваться, но он не пустил.
— Даьайте отойдем от края, — предложил он. — Я не могу спокойно смотреть на ваше безрассудство.
— Я не безрассудна.
— Вы слишком близко подошли к краю. И зачем вообще заехали в эти места, о которых ничего толком не знаете? Одна! Без сопровождения знающих людей!
— Я уже достаточно познакомилась с этими местами. И стою на своих ногах так же крепко, как и любой коренной житель.
Он продолжал смотреть на меня молящими глазами, не отпуская. Вдруг неожиданно притянул к себе и поцеловал.
В первую секунду я не сопротивлялась, ибо, несмотря ни на что, хотела этого, так долго ждала… еще с детских лет, когда только и грезила о нем…
Но затем меня охватила ярость. Ярость, которая была направлена против него… против Джереми… против всех мужчин, смотрящих на женщин свысока и считающих, что могут использовать их, как им заблагорассудится… Сначала, когда чуют, что дело пахнет немалым приданым, обручаются, а когда это не подтверждается, лишь машут на прощание ручкой. Они женятся по расчету для того, чтобы спасти свою собственность, а затем пытаются заниматься любовью с теми, кто им приятнее, а не с теми, на ком женились.
Да, меня охватил гнев, дикий гнев… ибо ничто не казалось мне более притягательным, чем быть с Полем, любить его, прожить жизнь рядом с ним…
— Как вы смеете?! — вскричала я.
Он печально посмотрел на меня и ответил просто:
— Смею, потому что люблю.
— Что за чепуха?!
— Вы знаете, что это не чепуха. Знаете, что я люблю вас еще с Франции. Кстати, тогда мне казалось, что и вы ко мне неравнодушны. Это правда?
Покраснев, я ответила:
— Тогда я вас еще не знала.