Наследство разрушительницы

Болотин Екатерина

– Ну зачем тебе в Израиле дубленка?

Профессор Парусников нерешительно пожал плечами. В голосе сына он слышал раздражение и понимал, что оно относится не к нему лично, а к затеянной им экспедиции. Негативное отношение сына к поездке в Израиль он ощущал уже несколько дней, но не мог понять, что именно не нравится Игорю. Профессор Крейман сдержал слово, и через три недели после встречи в кабинете Парусникова нарочный принес в институт письмо из министерства науки Израиля. На плотной бумаге с голубым гербом – канделябром с семью свечами – было написано, что Государство Израиль готово принять российскую археологическую экспедицию и предоставить ей все необходимые разрешения для проведения раскопок в районе поселения Мегидо. К письму прилагалась карта, на которой место раскопок было отмечено красным овалом. В послесловии перечислялась перечень

документов, которые российская сторона должна представить для получения официального разрешения. Парусников завелся и развил бурную деятельность. Её результатом стало специальное совещание Президиума Академии наук, на котором на проведение экспедиции были выделены требуемые средства. После этого колеса административной системы закрутились с бешенной скоростью. Машинистки строчили на фирменных бланках многочисленные документы, их отправляли на согласование и на подпись. Составлялись списки участников экспедиции. Этот процесс, как обычно, сопровождался обидами и интригами. Парусников предпочитал держаться подальше от административной суеты и настоял только на одном – чтобы в списки участников экспедиции включили Игоря. Это было непросто, хотя по профессии Игорь был археологом. Но пять лет назад он ушел из института и начал работать в Департаменте культурного наследия Москвы. Ученый совет не сразу понял, почему место в экспедиции должно быть предоставлено московскому администратору. Парусникову пришлось изобрести целую теорию, согласно которой только этот департамент может оказать новорожденной экспедиции поддержку с необходимым оборудованием и самолетом для его перевозки. Ученый совет колебался, но Парусников проявил неожиданное упорство, и после недолгих споров имя Игоря Парусникова появилось в списках участников экспедиции. Профессор, приехавший к сыну, чтобы сообщить ему эту новость, был разочарован. Игорь не только не выказал восторга по поводу своей поездки в Израиль, но и принялся отговаривать отца от участия в экспедиции. Профессор так расстроился, что у него подскочило давление. Пришлось лечь на диван и прекратить обсуждение разногласий. Испуганный Игорь хотел вызвать скорую помощь, но профессор запретил. С тех пор они так и не выяснили отношения. Игорь старательно избегал разговоров об экспедиции, не желая расстраивать отца, а Парусников-старший ни о чем не спрашивал, считая, что скепсис сына вызван его извечным желанием избавиться от отцовской опеки и рассосется сам собой, когда Игоря захватит работа над организацией экспедиции. Впрочем, и тот, и другой понимали, что разговор на эту тему неизбежен, но всячески старались его отсрочить.

…Игорь взял из рук профессора дубленку, которая была в моде лет тридцать назад, и распял ее на плечиках.

– Как зачем дубленка? – запротестовал профессор. – Ноябрь на дворе. Скоро снег пойдет. О чем ты говоришь, Игорь!

– При чем тут ноябрь? – Игорь вернул вешалку с дубленкой в большой шифоньер. – Ты прогноз погоды видел? В Израиле восемнадцать градусов. Выше нуля, между прочим. Какая дубленка?

Молодой человек мягко взял профессора за плечи и усадил в кресло.

– Перестань волноваться, – попросил он. – Уже все позади. Все согласовано и утверждено. Деньги переведены. Сейчас мы поедем в аэропорт, самолет уже нас ждет. Полет пройдет хорошо, посадка будет мягкой, и завтра ты начнешь свои раскопки.

– Меня не это волнует, Игорь, – профессор вздохнул. – Главное, ничего не забыть.

– Если ты что-то забудешь, я тебе привезу, – Игорь обнял отца. – Зубную щетку и бритву ты уже упаковал. Билеты тебе не нужны. Заграничный паспорт и все необходимые разрешения – в кармане пиджака. А остальное не существенно. Ты мне лучше скажи, ты твердо решил лететь?

Профессор поднял взгляд на сына. Серо-голубые глаза Игоря смотрели серьезно и уверенно. Профессор понял, что сын решил поставить все точки над «i» прямо сейчас. Что же, он прав. В следующий раз они встретятся только в Израиле, когда говорить о целесообразности поездки будет поздно.

– Я тебя не понимаю, Игорь, – строго сказал профессор. – Неужели ты думаешь, что после того, как экспедиция утверждена министерством науки Израиля и президиумом нашей Академии наук, у меня есть возможность отказаться? Ты же сам сказал: «Все согласовано и утверждено. Деньги переведены».

– Возможность отказаться есть всегда, – отчеканил Игорь. – Ты можешь сказаться больным.

– Не могу. Тогда руководителем экспедиции пошлют кого-нибудь другого.

– И пусть, – Игорь энергично рубанул ладонью

воздух. – Пусть кто-то другой провалит эту экспедицию, но не ты.

Вот оно что! Значит, в нем говорит не просто желание противоречить отцу. Игорь не верит в его открытие и уверен, что экспедиция провалится. Профессор Парусников отступил на шаг и смотрел на сына, будто видел его впервые.

– Ты что, Игорь? – тон профессора изменился. Теперь он говорил не с сыном, а с научным оппонентом. А им всегда было нелегко возражать профессору Парусникову. – Ты не веришь в мою расшифровку рукописи царя Сабиума?

Игорь пожал плечами. Профессор опустился в кресло.

– Древние рукописи – это моя профессия, сынок. Я занимаюсь ими пятьдесят четыре года. Я расшифровывал письмена древних египтян, шумерские таблицы, я занимался письменностью касситов…

Игорю услышал в голосе отца жесткие нотки и пожалел, что затеял этот разговор. Но отступать было поздно. Об открытии отца он узнал первым. Еще до приезда в Москву Даниэля Креймана и Изабеллы Мирошниченко. Отец поделился с ним, тайно лелея мечту вернуть сына в науку. К открытию отца Игорь отнесся скептически, хотя постарался скрыть это от воодушевленного профессора. Игорь считал себя слишком земным человеком, чтобы поверить в доказательство мистической истории, записанной в Ветхом завете.

– Папа, – как можно мягче проговорил он, – я не подвергаю сомнению твою квалификацию и твое умение работать с древними текстами. Но одно дело – расшифровка рукописи с ее последующим изучением. И совсем другое – экспедиция, которая должна принести конкретный результат.

Профессор поднял на сына удивленный взгляд.

– Мы с тобой археологи, сынок. Мы не имеем права ограничиваться теоретическими выкладками. Наша работа должна приносить конкретные практические результаты. Хорош был бы Калверт, не подкрепи он свои теоретические расчеты местонахождения Трои совершенно реальными и практическими раскопками. Так что, я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Игорь вздохнул. Отца не переубедить. Он увлечен идеей экспедиции, идеей экспериментального подтверждения своих научных находок, и никакие доводы разума на него не способны повлиять. Не надо было затевать этот разговор.

– Предположим, ты действительно найдешь захоронение этой женщины, – Игорь предпринял еще одну попытку объясниться. – Саркофаг. Гроб. Или что еще там? Что ты в нем обнаружишь? Древние побрякушки. Кости, которые могут принадлежать кому угодно. Явных доказательств того, что саркофаг принадлежит именно этой женщине, Лилит, у тебя не будет. А косвенные никому не нужны, и никого ты ими не убедишь. На тебя набросятся все! Все наши материалисты, не верящие в Божественное происхождение мира и человека, начнут тебя клевать. Никто из них не захочет пересматривать устои. Никто не откажется от общепринятых истин. Ты превратишься в изгоя. В посмешище. Тебя обвинят во всех смертных грехах. Потому что для нашей материалистической науки и каждого ее представителя все, записанное в религиозных книгах, – не более чем легенда. А твое открытие, тем более, если оно подтвердится, для них – смертельная опасность. Ты понимаешь это или нет?

Горячее выступление сына произвело впечатление на профессора. Это можно было понять по красным пятнам, выступившим на его щеках. Профессор поднялся с кресла и подошел к столу. Несколько секунд он размышлял, потом сказал:

– Я не строю никаких далеко идущих планов, Игорь. Мне не важно, кто и за что на меня набросится. Я расшифровал древнюю рукопись и получил интересный результат. У меня есть возможность проверить этот результат на практике, отправившись в экспедицию. Неужели ты думаешь, что я буду колебаться из-за каких-то гипотетических «представителей материалистической науки», к которым, кстати, отношу и самого себя. В конце концов, моя задача – искать истину, а не потакать желаниям тех, кто не хочет пересматривать устои или отказываться от общепринятых истин. Я проведу экспедицию и запишу свои выводы. А как их будут трактовать коллеги, политики или журналисты – это их дело. Не мое.

– Если предположить, что ты найдешь захоронение именно в том месте, на которое указывает рукопись этого вавилонского царя, как ты докажешь, что оно принадлежит именно этой женщине? – усмехнулся Игорь. – Как? Именно ей, а не иудейскому вельможе, не римскому консулу и не греческому военачальнику?

– Я ничего не собираюсь доказывать. В рукописи Сабиума указано точное место захоронения этой женщины. Если в этом месте я найду захоронение соответствующей древности, мне этого будет достаточно.