Наследство Уиндемов
Шрифт:
Марк не мог поверить в реальность происходящего.
— Прекрати, Дукесса! — кричал он голосом невероятно резким и властным. — Еще один удар, и ты горько пожалеешь об этом.
— Ты заслужил это, и я засеку тебя, глупый, неблагодарный болван. Боже, думать, будто я спасла тебя! Я буду бить тебя, пока ты не упадешь передо мной на колени. — Заметив в углу упряжь с металлическими заклепками, она схватила ее и со всей силы ударила его по голове. Раздался клацающий звук металла. — Вот что тебе нужно, вот что ты заслуживаешь! — в исступлении кричала она.
Какое-то мгновение Марк еще
Дукесса почувствовала себя могущественной амазонкой. Опустившись на колени, она послушала его сердце. Это были обычные ровные удары. “С ним все в порядке. Проклятый ублюдок!” — подумала она, отбрасывая упряжь.
Дукесса поднялась и быстро оделась. Выходя, она улыбнулась, несмотря на ужасное настроение и плачевное состояние, бросив последний взгляд на его изорванные в клочья сюртук и рубашку.
Начал накрапывать дождь, небо закрывали грозовые облака, и ветер раскачивал ветви лип и кленов. До ночи еще было далеко, но на улице было почти темно. “Похоже на ночь Бельтана, которую описывал монах”, — подумала она и вдруг рассмеялась, закидывая голову и ловя губами капли дождя, растекавшиеся по ее лицу и блестящей черной косе, закрученной вокруг головы. Она чувствовала себя теперь хозяйкой положения.
Глава 17
Дукесса сидела в Зеленой гостиной, в камине пылал огонь, и тяжелые драпировки на окнах были опущены. Она чувствовала себя очень одинокой в этот предсумеречный час. Мысли ее витали вокруг Марка. Что с ним теперь? Пришел ли он уже в себя? Возможно, как раз в этот момент он возвращается в дом… Не выйти ли ему навстречу? Нет, увидев его, она сразу рассмеется ему в лицо. Уж лучше оставаться здесь, у камина, наслаждаясь теплом и покоем.
— Привет, Дукесса! Кажется, ты одна? Могу я поговорить с тобой?
Медленно повернувшись, она посмотрела на Тревора, думая, что он весьма недурен и не так безнадежно упрям и глуп, как ее собственный муж.
— Входи, — сказала она.
Задержавшись на мгновение возле ее кресла, он подошел ближе к камину и прислонился плечом к каминной решетке.
— Я вижу, тебя что-то беспокоит, Дукесса. Можешь довериться мне. Возможно, я кажусь тебе странным. Но знаешь, странные люди не обязательно плохи. Они могут оказаться очень понимающими и скромными. Прошу тебя, доверься мне.
— У меня все хорошо, — отозвалась она. — Если и есть какое-то беспокойство, то не больше, чем обычно. Почему ты решил, будто что-то не так?
— Ты слишком спокойна, — не сразу ответил он. — Когда человек становится неподвижным подобно камню, это не очень хороший признак. Уверен, что ты чем-то подавлена.
К его удивлению, она рассмеялась.
— Ты очень наблюдателен, Тревор. Но я просто отдыхаю. Моя сегодняшняя неподвижность ничем не отличается от той, что была вчера или два месяца назад. Все как обычно. Поверь мне, я всего лишь чувствую себя усталой.
— Да, я знаю, Дукесса, тебе очень часто приходится быть молчаливой и замкнутой, и понимаю, что это всего лишь способ обороны, в то время как Марку твое поведение кажется образцом
— О, ты не только наблюдателен, но еще и обеспокоен моим душевным состоянием… Не стоит так волноваться, кузен! Несчастной, обделенной девочки больше не существует. Я была оживлена, а теперь мне хочется покоя. Разве тебе не хочется иногда отдохнуть и забыться?.. Надеюсь, мы еще увидимся за обедом, кузен.
Дукесса поднялась с кресла со спинкой в виде раскрытых крыльев и направилась из комнаты, напевая какую-то песенку. Тревор смотрел на нее в изумлении, недоумевая. “Куда, черт возьми, мог подеваться Марк?"
— О чем ты говорил с этой маленькой распутницей, Тревор? — прервала его мысли мать, внезапно появившаяся в дверях.
— Она никакая не распутница, а графиня Чейз, леди до мозга костей. Никогда прежде я не встречал столь умной и великодушной женщины. — Тревор помолчал немного, слушая раздраженное ворчание матери, потом добавил:
— Если вы не хотите это понять и придержать свой язык, то боюсь, нам очень скоро могут указать на дверь. Меня удивляет ее терпение.
— Она не посмеет указать нам на дверь, у нее нет никакой власти здесь, муж не любит ее. Она по-прежнему жалкий бастард. Должна сказать тебе, что граф очень, очень любезен со мной.
Тревор в полном изумлении уставился на свою горячо любимую маму, кокетливо поправлявшую тугой завиток над ухом. Вздохнув, он сказал:
— Уверяю тебя, Марк без ума от своей жены. — Он хотел было поведать ей, как Марк ревновал Дукессу и как страстно смотрел на нее во время их совместной поездки, но раздумал. Он старался найти ключ к поведению Дукессы. Возможно, ее расстроила какая-то выходка Марка. Но нет, в ней чувствовалось слишком много силы и уверенности. И скорее всего, эту силу она черпала в любви Марка. Красивая и любимая женщина вполне может считать, что весь мир крутится лишь ради нее.
Тревор продолжал разглядывать свою мать, понимая вдруг, как мало он знает ее. С восемнадцати лет он оставил дом в Балтиморе и отправился в Вашингтон. Он хотел начать самостоятельную жизнь, и это ему вполне удалось, но ненадолго. Внезапно англичане осадили столицу, и, не желая быть замешанным в кровавых событиях, он вернулся домой. К тому времени ему было уже двадцать два, и он женился на Хелен, самой красивой и богатой девушке тех мест. В памяти у него она осталась мертвой, лежащей с серым восковым лицом.
— В следующий четверг мне должно исполниться двадцать пять, — решил он вдруг напомнить матери, намекая на ее возраст.
— Ах, я думала, что тебе всего двадцать три, Тревор, или даже двадцать два.
— Но.., как это может быть, мама?
— Всем своим друзьям я говорю, что ты гораздо моложе. Он сочувственно усмехнулся, понимая, как она страдает, что дети выдают ее возраст.
— Я не собираюсь сообщать им свой настоящий возраст, — поспешил он успокоить ее. — Ты видела Джеймса?
— Ах, он наверняка бродит где-нибудь, погруженный в себя, молчаливый и безрадостный. Его нельзя оставлять одного, пусть он займется чем-нибудь.