Наследство
Шрифт:
— Я не верю в себя, что бы это ни значило, — мрачно изрек он после недели скитаний по Нью-Йорку. Эти слова он предназначал Ларри Голду, другу по колледжу, куда Поль приехал, чтобы встретить Эмилию. Поль и Ларри когда-то жили в одной комнате и участвовали в одних и тех же классных мероприятиях, вместе делали фильмы, которые были неумелыми и любительскими, но которые со временем привели к тому, что Ларри сделал феноменальную карьеру в телевизионных рекламных роликах. Он получал стипендию, будучи представителем трех поколений сталеплавильщиков Индианы; к тому времени, когда ему исполнилось тридцать лет, «Голд филмз» была самой известной рекламной студией в стране.
— Возможно, ты и знаешь,
— Мне кажется, я забыл все на свете. Сейчас я умею только делать известных людей счастливыми. — Поль дотронулся до темно-красных цветов бугенвиллеи, которая обвивала стену террасы. — Никогда не смогу не удивляться им в декабре. Большинство из них фальшивые. Я имею в виду, знаменитостей, не бугенвилею. Некоторые из них появляются в рекламах для бездомных детей или исследований сердца и безумно озабочены тем, что делают, но есть и другие, которых ничего не интересует, они хотят видеть только самих себя на глянцевых страницах журналов. Это тешит их самолюбие: вот они какие, пусть все знают, какие они замечательные, когда на самом деле они и пальцем не пошевелят и им совершенно безразличны люди, о которых они пекутся на словах.
— Ну и что? — Ларри наблюдал, как официант раскладывает им салат из крабов. Его выгоревшие на солнце волосы были почти белые, длинное лицо было загорелым и меланхоличным и напоминало бассета, на которого нацепили светлый парик. Он лениво смотрел на Поля.
— Не все ли тебе равно, как люди расстаются со своими деньгами? На их доллары можно купить те же дома для бездомных или проводить исследования сердца и что угодно, независимо от того, изображает сострадание тот, чья фотография появляется в рекламе, или нет. Зачем так волноваться по этому поводу?
Поль пожал плечами:
— Я не люблю тех, кто притворяется и лжет. Если деньги нужны на правое дело, то должны быть и способы честно эти деньги получить.
Ларри вздохнул:
— И президенты должны всегда говорить правду, и биржевые маклеры должны быть честными, и все супружеские пары должны любить друг друга. Это Манхэттен ударил тебе в голову? Или ты просто хочешь вернуться в детство и пребывать в счастливом неведении и грезах?
Поль рассмеялся:
— Ты прав. Я веду себя как последний дурак. — Он взял в руку вилку и стал ковырять ею салат, отодвинув ножки крабов в сторону. — Мне надоела моя жизнь, вот в чем дело. Я даже не понимаю, как все это получилось. Год назад я считал себя классным фотографом, способным увидеть душу, которую мы обычно прячем от людей, внутреннее состояние… Мои фотографии могли бы стать телескопом, через который люди по-новому взглянули бы на мир, увидели глубины, которые не замечали раньше. Я не знаю, понимаешь ли ты, о чем я.
— Ты прекрасно знаешь, что да. Как, по-твоему, я зарабатываю себе на жизнь?
— Ты делаешь рекламные ролики, мой друг. Это не фотография.
— Разве, чтобы снять фильм, камера не нужна?
— В фильме есть звук и движение. Не нужно ловить один-единственный момент. Да и цели у них разные.
— Скажи пожалуйста, он все знает! Ты когда-нибудь снимал фильм, мой друг, кроме тех, которые мы делали в колледже?
— Нет.
— Тогда ты слишком много говоришь о том, о чем не имеешь никакого понятия, черт возьми!
Поль улыбнулся:
— Вероятно. Может быть, мне поучаствовать в твоем следующем фильме и поучиться у тебя?
— А почему бы и нет? Это было бы здорово, — весело сказал Ларри. — Я думаю, ты должен поработать со мной.
Поль удивленно поднял брови:
— Я
— Немного. На Западе мы верили в счастье. Я думаю, ты мог бы найти счастье, делая фильмы. А теперь послушай. — Он наклонился вперед, в его голосе больше не было легкомыслия. — То, что ты наговорил о внутреннем состоянии души, о потаенном смысле чего-то, все это ерунда, Поль. Это то, о чем мы мечтали в колледже. Правильно? Ты со своими фотографиями, а я со своими фильмами. Но потом мне в голову пришла мысль, что жизнь стала бы гораздо веселее, если бы я разбогател. И я оказался прав. Ты сам это знаешь. Ты был богат, еще лежа в колыбели. Но получилось так, что в погоне за богатством я забыл о своих чудесных фильмах, которые хотел сделать. Я тоже хотел дать людям телескоп, чтобы они увидели мир в новом, более интимном свете. Ты слушаешь меня?
Наступило молчание.
— Ты хочешь создать новую компанию?
— Ты понял меня. — Медленно, давая возможность Полю обдумать его слова, Ларри намазал маслом кусочек французской булки. — Мне кажется, тебе нужно заняться чем-то новым. Я понял, что ты — это то, что мне нужно: у тебя много денег и много времени, тебе не нужно думать о том, чтобы заработать на жизнь, и ты можешь работать, как лошадь, потому что любишь работу, а не потому, что она принесет деньги — учитывая, что обычно она их и не приносит.
— Может быть, ты все-таки объяснишь, о чем, собственно, идет речь? — спросил Поль.
Довольный, Ларри рассмеялся.
— О документальных фильмах. Я хочу создать компанию, чтобы снимать отличные документальные фильмы о тех состояниях души, внутренних смыслах и так далее. И я хочу, чтобы ты взялся за это дело.
— Ты с ума сошел, мой друг. Я ничего не знаю о фильмах, как ты сам справедливо отметил. Ты не можешь создавать компанию и ставить во главе ее абсолютного профана. Если только… — Ему в голову пришла мысль. — Если только ты не ищешь инвестора, который бы мог дать деньги.
Ларри кивнул:
— И это тоже. Но я взял бы тебя и без денег, потому что уверен, что ты прекрасно справишься. Мы сделаем первый фильм вместе. Это — залог успеха, и я смогу уйти из компании. Ты не будешь профаном долго. Я видел, как ты работаешь, и знаю, как быстро ты все схватываешь. — Он снова откинулся на стуле. — Помнишь, как мы беседовали в колледже? У нас были одинаковые мечты. Только у тебя всегда было много денег и тебе не нужно было заботиться о том, сбудутся эти мечты или нет. Вот и получилось, что тебя заела тоска, тебе все надоело, ты чувствуешь себя постаревшим и хочешь заняться чем-то другим, новым. Если тебя не пугает тяжелая работа и выполнение приказов — я вообще-то не люблю командовать, но когда я что-то приказываю, мои помощники кидаются сразу их исполнять. Так что я и тебя заставлю немного побегать. Пойми же, что у тебя есть воображение, мой друг. А миру так не хватает сейчас именно воображения. Я хочу, чтобы ты работал со мной, дашь ты деньги или нет. Если, конечно, ты хочешь работать, работа — твоя.
Он на секунду замолчал.
— Деньги, конечно, не будут лишними.
Поль рассмеялся:
— Сколько?
— Пару сотен тысяч хватит на первых порах. Но это не будет вложением капитала, Поль. Пусть это будет вроде безвозмездного дара; назад ты их не получишь. Они смогут прославить тебя, но прибыли не принесут.
Поль возился с ножкой краба на тарелке. Неожиданно он вспомнил другую тарелку, в другом ресторане, на которой лежало белое мясо рядом с красными панцирями. Ты единственная женщина, которую я знаю, что умеет раскалывать омара и при этом не превратить свою тарелку в месиво. У тебя чудесные пальцы; из тебя бы вышел хороший фокусник или карманник.