Наследство
Шрифт:
Во-вторых, его вторая ипостась не взывала ничего кроме умиления - Лев Николаевич превращался в полнолуние в очаровательного бассет-хаунда. Как выяснилось, теория эволюции действовала не только на людей и животных, она также взяла под свое крылышко и ревностно оберегала существ не совсем обычных. Это деревенские по-старинке на луну по чащобам воют и свои же курятники разоряют, а городские кто в марте по крышам голубей гоняют, кто в парке деревца удобряют, задрав лапу. А капитан мечтал о чем-то большем. Настолько большем, что это "что-то" не помещалось в сознание честного оборотня,
Большую часть нелегкого трудового дня Лев проводил сидя за старым письменным столом желтого цвета с расслоившимся лаком и многочисленными зазубринами, вперив отсутствующий взгляд в стенка напротив, где висел календарь тысяча девятьсот затертого года с улыбающимся от души Шерлоком Холмсом с неизменной трубкой в зубах и скрипкой в руке. Изредка, особенно по вечерам, оставаясь на дежурстве до закрытия станции, капитан доставал из нижнего ящика тумбочки потрепанный футляр, извлекал из него блестящую трубу и прикладывал инструмент к губам. В такие ночи спящая станция наполнялась поистине печальными звуками, выбивающими поток слез и бессвязных словосочетаний у самых прожженных алкашей, ночующих под дверью метро и желание вернуться в горы у нищих гастарбайтеров, полирующих личными зубными щетками мрамор метрополитена.
Но сегодня Льву Николаевичу было не до музыкальных экзерсисов. Сегодня на оборотня неожиданно свалилась работа в виде странного и весьма запутанного дела о пропавшем воре, сгинувшей книге и случайно инициированной в процессе ведьме. Последняя его не интересовала, а вот книга и вор представляли немалый интерес.
Преступление, где замешана магия, совершено на его территории и расследовать придется ему. Уже и соответствующее распоряжение от начальства из Управления пришло с пометкой "ведьмы" и двумя строками восклицательных знаков, что означало не просто проблемы, а геморрой как минимум масштаба всей солнечной системы! Увы, за этот геморрой целиком и полностью отвечала подтянутая задница господина Толстого и скормят стервятницам, если что, тоже его, а уж вышеупомянутые ведьмы на поленятся высосать у него мозг через трубочку,
вставленную в ноздрю!
Капитан закрыл почту, взял блокнотик в клетку с котенком Гав на обложке, обгрызенную со всех сторон шариковую ручку, надел фуражку и поднялся из-за стола. В каморке повисло удивленное молчание. Полицейские, только что обсуждавшие вчерашний футбольный матч в формате сплошных непечатных выражений, замолчали, как по команде вздернули брови и проводили удивленными взглядами Льва Николаевича. На их памяти он вылезал из-за своего стола три или четыре раза.
Для сослуживцев, не подозревающих о тесной связи капитана с миром неведомого, он всегда казался немного странным. Сами посудите: не пьет, не курит, взятки не берет, в порочащих связях не замечен! Ну и кто он после этого? Уж точно не полицейский, наделенный властью конфисковать что угодно у кого угодно. Льва сторонились, секретами с ним не делились, его руку из доли с трудом нажитых дополнительных средств исключили... Толстой плевать хотел на них. Что бы они все понимали в высоком, что даже его понимаю недоступно!
Грустный бассет-хаунд минут пятнадцать ждал, когда его кто-нибудь выпустит. Он сидел у железной двери, смотрел влажными глазами на кнопку домофона, тяжело вздыхал и подвывал в полголоса "Воадимирский централ". В такие минуты пес как никогда понимал людей, коротающих дни в местах не столь отдаленных. Наконец, его выпустили.
Подметая ушами тротуар Лев потрусил обратно в переход, сбежал по лестнице и путаясь у пешеходов под ногами он добрался до места преступления и приник широким влажным носом к асфальту. Эту часть своей работы оборотень ненавидел больше всего. Кто-нибудь представляет себе, чем пахнут переходы метро, истоптанные миллиардами ног? Здесь и благоухающий аромат свежего бомжа, и настоявшиеся флюиды ночных возлияний и произливаний у ближайшей стены, и адская смесь моющих химикалий, и ударная волна перемешанной парфюмерии... И он во все это... носом...
Глубоко выдохнув, несчастный бассет-хаунд шумно и проляжет вдохнул. Сонм запахов залил черепную коробку по самый мозжечок, вызвав головокружение, изжогу и острое желание прислониться к опоре. Спотыкаясь о собственные ноги, лавируя среди конечностей вечно спещащих людей, капитан добрался до противоположной стены и тяжело уселся рядом с облезлой трусливой псиной на поводке, чей конец крепился к грязной руке молодого человека жуликоватой наружности. В руках парень держал картонку с корявой строкой: помогите животным на хлеб.
На хлеб? Да кабыздоха на поводке месяц надо чистой мраморной говядиной откармливать из самого сердца Новой Зеландии! Впрочем, не время думать о псине, тут бы с запахами разобраться. Магией шмонит так, словно на месте преступления скунсы друг в друга плевались, аж глаза слезятся и хвост сводит.
– Что же вы собачку до такого состояния довели?
– незнакомая воняющая пятерня потрепала оборотня по затылку, а в коробку парня упала сотенная купюра.
– Смотрите, он у вас совсем на ногах не стоит!
–
Капитана совсем повело от запаха чеснока и желания впиться в чертову руку. Закатив глаза, Лев рухнул на бок и замер в изнеможении. Желающих пожалеть собачатинку, собачулечку мгновенно стало в три раза больше, потом в шесть, затем в девять, и каждый хотел потискать пса с самими несчастными глазами на свете.
После двадцатого объятия капитан не выдержал. Он посмотрел своими карими влажными глазами на очередного любителя телячьих нежностей и попросил, глядя прямо в глаза человеку:
– Не надо. Мне бы очень не хотелось вас кусать, но другого способа остановить это безобразие я не вижу. И не надо на меня так смотреть. С вами действительно разговаривает собака. Впрочем, с равной долей вероятности я могу быть вашей галлюцинацией, а значит... Мужик не дослушал. Он отпрянул, распрямился, налетел на прохожего, испуганно вскрикнул и рванул по переходу к выходу. Оставшись без собеседника бассет-хаунд развернулся к попрошайке, переступил перед ними лапами и смущенно попросил: