Наставления святого отца
Шрифт:
Благоуспев послать одного из возлюбленных наших братий во Святую Землю, мы, смиренные, с любовью приветствуем всякого отца, там живущего, не говоря уже о вас, святейшие отцы, ибо близость ваша за короткое время вселила в наше смиренное сердце такую любовь, что мы постоянно вспоминаем о вас и о ваших высоких качествах, вашем прекрасном обращении и красноречии. Ибо где смиренномудрие, там и всякое благое дело. Эта добродетель вашей святой двоицы и по сей день освящает нас своим благоуханием. Вы оказались достохвальными в большей мере, чем все другие пришедшие к нам с востока, оставив нам, любящим вас, добрые воспоминания.
Какова цель посольства брата, о том он скажет сам. Я думаю, что она и вам не безызвестна, ибо еще когда вы были
300
Прп. Феодор писал к Иерусалимскому Патриарху Фоме I (умер после 820 г.), уведомляя его подробно о ереси и гонении и прося помощи.
Итак, как братья и общники нашего смирения, а особенно — как служители Божии и защитники общих интересов, благоволите уделить внимание брату, принять его и всячески посодействовать ему; а если Бог даст, он опять будет послан к вам при необходимости. Ваше письмо, отправленное нам, мы получили и узнали, по какой причине вы не успели отбыть на запад, выехав из Константинополя.
Еще раньше узнав о происшедшем с твоей святыней по моим грехам несчастии, я, бедный, немало восстенал, сильно восплакал, пролив слезы любви и грустно причитая. Что может быть нестерпимее, чем несчастье друга? Но, узнав по благоволению Бога, что Он не попустил твоим прежним подвигам остаться тщетными, а воздвиг тебя опять на прекрасную борьбу, я воодушевился, возблагодарил Господа, обращающего печаль в радость для всех благочестивых. Ведь очень печально встретить преткновение в том, от кого, по присущей ему добродетели, ожидал победы. Но хорошо то, благородный, что ты одержал победу более значимую, чем твое поражение. По этой победе Божия Церковь опять признала в тебе своего питомца, зачислив тебя в список своих исповедников. Таково Божие человеколюбие, одаряющее благоуспешных и укрепляющее восставших.
Горе дурному обществу или собранию. Я уверен, что ты, честнейший мой, изъят из него. Я предсказывал это ухищрение, имея в виду предыдущие случаи. Таков тот, кто ныне здесь правит всем. Уже давно считая простой уступкой нарушения Евангелия и действуя с помощью насилия, он и теперь совсем не считает гибельным общение с еретиками, из которого проистекает и отречение от Христа, Богородицы и всех святых чрез отречение от Их икон; так что и бывшие всегда твердыми были уловлены его пагубным примером. И это понятно. Ведь тот, кто после первых своих нечестий не раскаялся, каким образом мог бы явиться пред Богом твердым и свободным от нечестия? Поэтому прошу и умоляю тебя, отец мой, открыто заявив об отвержении зла, уже совершенно созревшего во многих отношениях, доведи до конца нынешнее божественное исповедание, молясь и обо мне, грешном.
Получив письмо твоей любви и уразумев его, я сильно восстенал о происшедшем бедствии, а особенно о падени тех, кого считали людьми особенными.
От подобного падения спасся и твой отец, а мой единодушный брат. Как прежде его падение огорчало меня, более, чем чье–либо, так теперь меня сильно обрадовало его восстание. Особенно я похвалил, брат, твои заботы о своем наставнике. Ибо сердечные и горячие слова твоего убеждения суть действительно знаки любви истинного ученика и плач искреннего чада. Встреча с христоборной ересью, присоединение к ней, даже однократное общение с ней есть для увлеченного душевная смерть. И это — после мужественного сопротивления, и это — несмотря на священническую
Он, брат, и раньше увлек немало людей к нарушению Евангелия. Он, объявив приобщение за уступку, беззаконно увлек убежденных им с собою в падение. Таков он. А ты, восплакавший, обеими руками схвативший отца и возвративший его к прежнему исповеданию, ты — блажен. Это в действительности так. Радуйся, что он теперь живет в Господе, хотя раньше был мертв. Ведь говорит же Писание: Он уязвил — и Он исцелит нас и в третий день восставит (Ос.6:1–2). Кто же? Тот, Кто воздвиг от гроба четверодневного Лазаря и оживотворил твоего, а также и моего отца. Торжествуй, торжествуй и больше не плачь, подобно Марфе, то есть по мере возможности помогай ему и на будущее время. Я и ему написал.
Я давно уже написал бы твоему благородию, наученный не забывать о дружеском долге, но перемена обстоятельств сделала мою руку неподвижной и внушила мне опасение, как бы не стать противным даже и близким друзьям, изменившимся в дурную сторону. Особенность этой перемены составляет движение не вперед, а в обратном направлении. Но так как обладающий большими знаниями и от отца унаследовав православие не принадлежит к числу этого рода людей, то я убедил себя приступить к письму. И вот я обращаюсь к тебе, моему владыке, искренне любимому мною, которому особенно любезно удаляться от общества и приближаться к Богу, которому свойственно мало думать о кесаре и об окружающих его.
Каким же образом, друг, — я воспользуюсь более смелым словом, — ты, будучи таковым среди доступных наблюдению, дал себя увлечь? Достаточно ограничиться этими указаниями на предмет, из уважения к облекающему тебя достоинству. Но вот горе, природа человека изменчива! Вот что делает время с теми, кто, приноравливаясь к текущим обстоятельствам, меняет свои убеждения! Но не так бывает со стойкими и всегда одинаково относящимися к одному и тому же. Молюсь, смиренный, о том, чтобы ты, хотя и стоишь в самой средине бурного потока, был как можно меньше обрызган солеными житейскими волнами и сохранил хитон православия незапятнанным и непорочным.
Небольшим письмом отвечаю тебе, чадо возлюбленное, на твои пространные похвальные речи, которые я выслушал с большим страхом. Ведь я не таков, а подобен брошенному на перепутье по мертвости греховной, ибо ни словом, ни делом никогда не благоугождал Богу. По вашей молитве да будет мне дано с этого времени начать жить благочестиво чрез приобретение нового сердца, ненавидящего и гнушающегося поистине мерзкого греха и любящего единственно привлекательную и любезную добродетель, которая есть Бог.
А ты, доброе дитя, трезвись, совершая по отношению ко всем дело благовестника чрез свое прекрасное служение. Я знаю, что ты трудишься в самых разных направлениях и, как эконом Божий, заботишься о многих. Не бойся, хотя державный и гремит угрозами, ибо Бог даровал нам не дух боязни, а дух силы и любви и скромности. Если враги не слушаются и знамений, не удивляйся, а долготерпи, ибо иначе ни они не придут к исполнению своих грехов, ни Божии люди — к получению мздовоздаяния. Ведь все святые получили обетования благодаря надежде, вере и терпению. Поэтому не спрашивай о времени и сроке окончания зол, — они тогда улягутся, когда это будет полезно для нас. Посему с терпением будем проходить предлежащее нам поприще, взирая на начальника и совершителя веры Иисуса Христа (Евр.12:1–2), Который, умилостивляемый совокупными молитвами святых, верую, доведет наш подвиг до конца. Приветствуй всех братьев, особенно и [ [301] ]. Живущие со мною низко тебе кланяются.
301
См. I том, письмо 41.