Настенька

Бронников Валерий Викторович

– Где Вы видите, что кто-то торгует рыбой? Эту рыбу я только что купила на поминки, складываю её в сумку. Покупать рыбу в нашей стране не запрещено, – спокойно ответила Северина.

– Значит, покажите мне продавца, у которого Вы это купили.

– Сейчас брошу все свои дела и буду разыскивать Вам продавцов, которые наверняка сидят

уже дома и пьют чай.

– Вы нетактично разговариваете с блюстителем порядка.

– Я блюстителя без документов не вижу. А перед каждым проходимцем я отчитываться не обязана.

– Э, слышь, дарагой, что пристал к дэвушке? – сосед-торговец грузин решил вмешаться в диалог

– А Вас пока не спрашивают, а то и на Вас найду управу и привлеку.

– У мэня документ в порядкэ, а дэвушка только прийшла покупать рыбу, я выдел.

Сейчас этот грузин явно Дерикуйке мешал, но что делать дальше он не знал, поэтому сказал: – Я обязан следить за порядком и торговлей.

– Выдышь, она с тобой не желает разговаривать, да? Зачэм мешашь? Ыди, дарагой, куда шёл, да! Или бэри, покупай, да! Я с дэвушкой сам поговорю, да!

– Этот человек нас обокрал, – сказала Северина грузину, – Вынес из дома все вещи. Он вор и проходимец, а формой он прикрывает свою сволочную шкуру!

– Но, но, полегче! Вы меня оскорбили при свидетеле и при исполнении.

– Я не оскорбила, а назвала вора вором, пусть все свидетели это знают.

– Я ныкакой нэ свыдетель, – сказал грузин, – Я только продаю, но нычаго нэ слышу. Дэвушка, мэня Гиви завут, Залдастанишвили. Прыхади, покупай, мы всэгда рад.

Дерикуйко, видя, что с ним больше не разговаривают, решил удалиться. Он сказал:

– Я буду регулярно следить за порядком и торговлей на рынке. Вам, Северина, следует подумать, с кем лучше водить дружбу, – сказав это, Дерикуйко ушёл, делая вид, что следит за порядком.

На самом деле блюстителю порядка было не по себе. Он чувствовал, что его окружала вокруг какая-то

пустота, вакуум. Многие люди готовы ему услужить, заискивали, угощали, но никто по доброй воле с ним не общался. У него не имелось друзей. Коллеги по работе общались только на служебном языке и не более того. Годы шли, но кроме временной личной наживы, он не имел ничего. Жена с ним почти не общалась. Она его дома терпела, но дома она и была блюстителем порядка, главнокомандующим и Богом. Дерикуйко не смел ей перечить. Кто, как не она, знала все его ходы и выходы, ухищрения и приобретения! Нет, против жены он идти не смел! Другое дело, когда он проверял какие-либо конторы или отдельных граждан. Тут он чувствовал себя королём, которому никто не смел возражать. «Чёрт дёрнул меня связаться с Завьяловыми!», – снова подумал он, – «Единственная семейка, которая меня никогда не боялась и не заискивала, как другие». От этой мысли ему сделалось нехорошо. «Что-то я себя неважно чувствую», – сделал он очередной вывод, – «Надо идти домой и, как следует, отдохнуть. Последнее здоровье утерял с этими Завьяловыми!»

Нельзя сказать, чтобы Дерикуйко в обществе не замечали. Его, как представителя власти, избирали в различные комиссии, в представительные органы. Он научился красиво говорить и этим пользовался всегда, когда предоставлялась такая возможность. Неважно, что он был некомпетентен во многих вопросах жизни, а важно то, что он, благодаря красноречию, умел создать видимость своей компетентности. Его красноречие люди воспринимали, как жизненный опыт и компетентность.

– Гиви, Вы у меня не возьмёте остатки рыбы? – обратилась Северина к грузину, видя, что Дерикуйко исчез из поля зрения, – Отдам за полцены.

– Мнэ рыба нэ нужна, но у Вас вазьму. Давай мнэ Вашу рыбу. Какой красивый дэвушка! Прыхади, будем торговать вмэсте. Вы нэ сказали, как завут такой красывый дэвушка?